Я поклонился побежденному сопернику. Тот также ответил мне поклоном. Балкон взорвался восторженными криками и аплодисментами. Затем Ипсон принял ритуальный порез, даже не поморщившись. Под несмолкаемое рукоплескание балкона мы вместе ушли с арены. Я даже услышал, как несколько девушек выкрикнули мое имя. Палм наверняка наблюдал за поединком, и это вряд ли ему понравилось.

Когда мы вышли в дверь «мин», Ипсон положил руку мне на плечо. Он поморщился от боли, но тотчас заставил себя улыбнуться.

– Это мой последний поединок, Лейф, – сказал он. – Бои стали слишком тяжелы для моих старых костей, поэтому я стану механиком и буду тренировать других. Для меня большая часть проиграть именно тебе. Мне ни разу не довелось биться с твоим отцом на арене, в ту пору я был новичком, которому предстояло многому научиться. По-моему, символично, что мой последний бой был с его сыном. Желаю тебе успехов!

– Спасибо за добрые слова, – ответил я. – Но позволь тебя кое о чем спросить. Мне говорили, что мой отец работал на Торговца и якобы даже пересекал вместе с ним Барьер. В те годы ты когда-нибудь виделся с ним? Он что-нибудь рассказывал об этом?

Ипсон кивнул:

– Я видел его пару раз у Морских Ворот. Помню, мне показалось, будто я заметил в его глазах печаль. Он тогда прихрамывал, и, возможно, это было тому причиной. Он держался дружески, но был немногословен. Я понимал: не стоит его расспрашивать. Ведь не задают же Торговцу вопрос о том, как он преодолевает Барьер и что лежит по ту сторону. То же самое и с твоим отцом. Есть одна загадка, на которую ни у кого нет ответа. Как можно пересечь Барьер и остаться в здравом уме? Торговцу и твоему отцу это удавалось.

– Когда я был маленьким, мне он казался вполне довольным жизнью, – ответил я. – Но временами он бывал молчалив и задумчиво смотрел куда-то в пространство, как будто думал о том, о чем нельзя говорить вслух. В таких случаях мать садилась рядом с ним, обнимала его за плечи и что-то шептала ему на ухо, пока он снова не начинал улыбаться.

– Вот какие чудеса порой творит любовь женщины, – рассмеялся Ипсон.

Я поднялся на балкон, чтобы посмотреть остальные поединки. Когда я сел, Тайрон одобрительно похлопал меня по спине. Когда же я повернулся, чтобы принять поздравления от Ады, Дейнона и Квин, то поймал на себе взгляды других зрителей.

Я знал: дело не только в моей победе над Ипсоном. Тайрон потихоньку распространял слух о том, что я сын Мэта. Скоро об этом узнает весь город.

Потом мы шли по городским улицам домой. Квин разговаривала с Адой, Дейноном и отцом. Я шел чуть позади них, размышляя, что еще предстоит сделать для того, чтобы добиться победы.

Внезапно Квин остановилась и зашагала рядом со мной.

– Ты сегодня был в ударе, Лейф, – улыбнулась она.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Вообще-то я изрядно нервничал. Это было заметно?

– Нисколько, – ответила она, покачав головой.

Мы уже почти дошли до дома Тайрона, когда Квин взяла меня за руку и остановилась.

– Как жаль, что есть эта дверь, – понизив голос, сказала она.

– Какая дверь? – спросил я, не понимая, что она имеет в виду. Не сразу, но до меня дошло. – Ты имеешь в виду дверь между твоей и нашей комнатами?

– Какую еще дверь я могу иметь в виду! – со смехом воскликнула она, заставив Тайрона оглянуться и подозрительно посмотреть на нас. – Я скучаю по нашим ночным прогулкам. Давай возобновим их! Можно обойтись и без двери. Встретимся завтра ночью во дворе. Скажем, через полчаса после ужина.

– Буду с нетерпением ждать, при условии, что не будет боя на палках! – пошутил я.

Как мы и договорились. Квин ждала меня во дворе. На ней было узкое фиолетовое платье с маленькими черными кожаными пуговицами спереди. Длинные рукава доходили почти до кончиков больших пальцев. Внезапно я вспомнил, что именно в этом платье она была в наш первый совместный поход в Колесо. Оно ей очень шло. Я нисколько не сомневался, что Квин – самая красивая девушка во всем Мидгарде.

Она не стала убирать волосы назад. Как и в тот вечер, они были распущены по плечам и слева были гораздо короче, чем справа. Ее шрам блестел в свете полной луны. Я также заметил, что она не стала подкрашивать губы.

– Мы идем в Колесо? – с улыбкой спросил я.

– Куда же еще мы можем пойти? – И, больше не сказав ни слова, она решительно зашагала по городским улицам.

Войдя в Колесо, мы направились по длинному коридору, который я запомнил еще в прошлый приход сюда. Квин провела меня мимо первого бара, того, куда женщины не допускались, даже не посмотрев в его сторону.

Вскоре мы оказались во втором баре, где в тот раз Квин купила и выпила два бокала красного вина. Помнится, я тогда не оправдал ее надежд. Я вспомнил ее слова: «Я ожидала увидеть забавного парня, который рискнет сделать жизнь в этом унылом месте чуть интересней. Так вот – мальчишки, которые придерживаются правил, скучны!»

Бар был точно таким, каким я его помнил – без окон, низкий потолок, как в подвале, скудное освещение. Но на этот раз здесь было тихо. Никто не танцевал. Никаких барабанов, никто не прыгал со столов. Было несколько парочек, которые сидели, держась за руки.

– Я закажу напитки, – сказала Квин и шагнула к барной стойке прежде, чем я успел возразить.

К моему удивлению, она вернулась с двумя стаканами воды со льдом.

– Ты сегодня не пьешь вино? – удивился я.

– Мне нужно быть в форме, – улыбнулась она. – Ведь я тренируюсь!

– Тренируешься? Для чего?

– Чтобы выступать на Арене 13, для чего же еще, – ответила Квин и отпила из стакана.

Я промолчал. Если я напомню ей, что женщинам нельзя там выступать, она разозлится. Так что я придержал язык и стал мелкими глотками пить воду. Она была холодной и вкусной.

– Это непременно случится, – сказала она, перехватив мой взгляд. – В следующем году я буду там выступать.

– Очень надеюсь, что так будет, Квин, – улыбнулся я. – Знаю, тебе хочется этого больше всего на свете.

– Больше всего на свете? Ты удивишься, когда услышишь, чего я хочу больше всего на свете. У Ады есть идея, как сделать так, чтобы я участвовала в поединках. Мы придумали план. Когда мы уничтожим Хоба, все изменится. Вот увидишь, все станет по-другому! Старый порядок рухнет, и Дирекция Колеса будет вынуждена прислушаться к Аде. И вот тогда… – Квин не договорила и тряхнула головой: – Вижу, ты меня не слушаешь.

– Нет-нет, Квин, говори, я слушаю тебя. Что это за план?

– Потерпи – и сам все увидишь. Женщины в этом городе скоро получат право голоса.

Мы оба умолкли. Квин явно сердилась на меня, хотя моей вины в этом не было. Она просто бьется лбом в стену. Ее мечта так и останется мечтой. Это, конечно, несправедливо – она отлично двигается на пару с Тримом.