Я задумался, правда, вовсе не о возможной выгоде. Деньги, которые можно было выручить за старые доски, сейчас меня почти не интересовали или интересовали очень мало. Меня занимало другое. Но тут Синди, которой, по-видимому, показалось, что я молчу слишком долго, сказала:

– Я… я просто подумала, что раз ты хорошо разбираешься в этих делах – в старом дереве и прочем, то… А лишние деньги пришлись бы нам с Энни очень кстати.

И, как по заказу, на заднем плане прозвучал приглушенный кашель девочки – надрывный, сырой, с клокочущей в груди мокротой, и тут же – быстрый шепот Синди:

– Энни, милая, не забывай прикрывать рот, когда кашляешь. И не отвлекайся – возьми карандаш и доделай домашнее задание.

Энни что-то сказала, что – я не расслышал, зато услышал, как Синди ответила:

– Мне наплевать, что говорит твоя учительница! Ты не так уж сильно отстала, поэтому если ты сейчас постараешься, то на будущий год перейдешь в третий класс.

– Ммм… сначала мне действительно нужно взглянуть на этот сарай, – проговорил я.

– Тогда я постараюсь отпроситься на выходные. Это можно сделать, только предупреждать нужно заранее.

– Если ты предупредишь свое начальство сегодня, это будет нормально?

– Не знаю. Я спрошу, но… – Она слегка понизила голос. – Сегодня у нашей директрисы отвратительное настроение! Правда, в последнее время это с ней случается регулярно – я еще никогда не встречала женщины, у которой был бы такой жуткий предменструальный синдром… – Помолчав, Синди добавила: – Впрочем, это, наверное, излишняя информация.

Я невольно улыбнулся. У Синди была весьма любопытная манера размышлять вслух. На заднем плане снова закашлялась Энни, и на этот раз приступ продолжался дольше, словно часть скопившейся слизи пришла в движение, перемещаясь в бронхи. Я слышал такой кашель, наверное, несколько тысяч раз. И каждый раз, когда я его слышал, я не мог не думать о том, что он может означать.

– Ладно, – сказал я в телефон, – ты постарайся отпроситься у своей мегеры, а я поговорю с Чарли, потому что мне без него все равно не обойтись. Если тебя отпустят, а у Чарли нет никаких срочных дел, то в субботу с утра пораньше мы отправимся на эту вашу ферму. Как тебе такой план?

И снова Синди на какое-то время задумалась. Пока она молчала, я рисовал себе молодую женщину, которая сидит в чужом кабинете и разговаривает по проводному телефону, потому что не может позволить себе мобильную связь. Я представлял себе женщину, которая работает на двух, а порой и на трех работах, стараясь разорвать порочный круг безденежья и безнадежности, в котором она замкнулась волею обстоятельств. В мыслях я видел, как Синди с облегчением вздыхает, видел ее расправленные плечи и улыбку, преобразившую усталое лицо. И еще я видел, что в ее глазах – совсем как у десятков и сотен пациентов, прошедших когда-то через мой кабинет, – теплится теперь огонек надежды, который вспыхнул там, где еще недавно не было ничего, кроме сосущей пустоты, усталости и предчувствия неминуемого поражения.

Промелькнуло еще несколько мгновений, и шепотом, к которому я уже привык и без труда его понимал, Синди произнесла только одно слово:

– Спасибо…

И она дала отбой.

Наступила пятница, вечер, и я снова почувствовал в животе голодные спазмы, однако на этот раз почти решил обойтись без «Транспланта», заменив его тефтелями, которые можно было быстро разогреть в микроволновке. Я, однако, позабыл про Чарли, который появился на своем причале ровно в половине шестого, и вид у него был самый парадный.

– Эй, примерный мальчик! – заорал он. – Тихоня, который не отвечает на телефонные звонки! Я тебя жду. Садись-ка в машину, да пошевеливайся. Ужинать пора!

Я запер кабинет, в котором провел большую часть дня, и схватил ключи от машины. Через минуту я ехал по грунтовой дороге, которая вела в обход залива к парадной двери Чарли. Он уже стоял там вместе с Джорджией, нетерпеливо притопывая ногой и улыбаясь. Загнав собаку в кабину, Чарли сел сам и коротко скомандовал:

– Поехали. Вон туда!..

При этом он показывал в сторону, противоположную той, где находился «Колодец», и я удивленно уставился на него.

– Куда это мы едем?

– Захватим кое-каких моих знакомых. Я решил пригласить их с нами поужинать.

– Та-ак… – Я нажал на тормоз и, переключив передачу на «нейтраль», повернулся к Чарли.

– А поподробнее нельзя?

Чарли улыбнулся.

– Я знаю, врачи терпеть не могут, когда им указывают, что они должны делать, но ты, к счастью, не мой врач. Нужно же познакомиться с людьми, с которыми мы завтра ни свет ни заря отправимся громить какой-то старый сарай. Поехали скорей, нас, наверное, заждались.

И действительно, когда мы подъехали к Сахарному домику, Синди и Энни сидели на скамейке перед крыльцом. Обе принарядились и вид имели такой, словно их пригласили на ужин в первый раз в жизни. Впрочем, их улыбки стоили десятка «Трансплантов».

Обойдя машину, я отворил пассажирскую дверцу с той стороны, где сидел Чарли.

– Это мой шурин Чарли, – представил я его. – Большой шалопай, кстати. Впрочем, с ним вы однажды встречались. А это его подружка, ее зовут Джорджия… – Я показал на собаку.

Обе рассмеялись, и Чарли, развернувшись на сиденье, вытянул руку в направлении Синди. Обменявшись с ним рукопожатием, Синди вопросительно взглянула на меня.

– Все в порядке. – Я кивнул. – Чарли тебя не видит, но он догадался, как ты выглядишь.

Чарли улыбнулся и закрыл глаза с крайне довольным видом, словно только что съел печенье с шоколадной крошкой.

– Красоту я узна́ю и с закрытыми глазами, – проговорил он напыщенно, и Синди, слегка покраснев, подтолкнула вперед Энни. Несколько мгновений девочка смотрела на Чарли, не зная, что делать, и он чуть наклонил голову, прислушиваясь. Ее дыхание было натужным, сиплым, как у астматика, и Чарли, выбравшись из машины, опустился на колени и коснулся ладонью ее лица.

На секунду Энни замерла – руки вдоль тела, берет съехал набок. Чарли осторожно провел кончиками пальцев по ее щекам и подбородку, потом нащупал руку и несильно пожал, затем приблизил лицо к ее лицу, словно читая его – его глаза задвигались как у человека, который пристально вглядывается во мрак в надежде разглядеть хотя бы лучик света. Наконец Чарли закончил и, снова взяв Энни за руку, проговорил:

– Когда-то я знал одну девочку, которая была очень, очень похожа на тебя. – Он сжал ладошку Энни обеими руками и прижал к своей груди. – Я слышу… слышу твое сердце. Оно у тебя особенное.

В ответ Энни улыбнулась и машинально погладила висевший у нее на шее золотой сандалик.

Чарли навострил уши, поднял руку и легко коснулся украшения.

– Что это?