Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выглядела Эмма соответственно состоянию. Исхудавшая, бледная, она почти не разговаривала, а если и произносила какие-то слова, то исключительно шепотом. Ее мигательный рефлекс замедлился, волосы выпадали, ногти сделались ломкими, речь невнятной. В очереди на пересадку сердца она была одной из первых, но все же не самой первой, и я считал, что мы еще успеем провести грядущий праздничный уикенд вместе. Вот почему я погрузил в машину запас плазмозамещающего раствора «Плазма-лит», запас физраствора для капельницы, а также три баллона с жидким кислородом, который я использовал в основном по ночам, чтобы Эмма могла нормально спать. Увеличение количества кислорода во вдыхаемом воздухе существенно ослабляло нагрузку на организм и позволяло ей расслабиться и отдохнуть. Лично мне результаты кислородной терапии нравились еще и тем, что напоминали запасание энергии впрок. После пересадки сердца организм начинает с бешеной скоростью расходовать собственные ресурсы, а их у Эммы, как ни страшно это признавать, оставалось не так уж и много, поэтому я считал, что было бы только разумно позаботиться о будущем. Кислород возвращал на ее щеки румянец, да и самой Эмме нравился легкий кайф, который она испытывала во время сеанса.
На случай если во время выходных появится подходящее донорское сердце, я позвонил в «Лайф Флайт»[62], дал точные координаты нашего дома на берегу и описал площадку в ста ярдах от него, где вполне мог приземлиться легкий вертолет.
Наконец Эмма – с закрепленной на ухе носовой трубочкой, через которую подавался кислород, – села в машину и положила голову мне на плечо, и мы отправились на озеро. Мы были взволнованны и почти счастливы. После долгого ожидания, после многих лет учебы, надежд, изнурительной работы мы чувствовали, что вплотную приблизились к рубежу, за которым начнется для нас другая жизнь.
Я специально построил свое расписание операций таким образом, чтобы полностью освободить себе эти два выходных дня. Ничего подобного я не делал уже много лет и в результате провел на телефоне несколько часов подряд, выслушивая сообщения от сиделок и консультируя других врачей относительно своих бывших и будущих пациентов. Зато после обеда я устроил себе полноценную гребную тренировку. Это стало для меня настоящим подарком, так как в последние несколько лет я был вынужден ограничивать себя ежедневными занятиями на гребном тренажере в больничном фитнес-зале, куда я приходил перед работой – почти в пять часов утра. Эмма наблюдала за мной с крыши эллинга; она пыталась рисовать, дремала над чашкой чая или любовалась, как поднятые моторными катерами волны разбиваются о подпорную стенку и сваи причала.
Ни она, ни я не знали, что вечером того же дня в Дайтоне некий двадцатилетний парень, разогревшись пивом и амфетаминами, разгонится на мотоцикле до восьмидесяти с лишним миль в час и попытается на глазах еще десятка таких же любителей адреналина перелететь через оживленный перекресток шоссе. Он не промахнется и попадет точно на наклонную рампу; скорость и высота прыжка тоже будут достаточными для того, чтобы успешно приземлиться на противоположной стороне. Не учтет он одного – тонкого электрического кабеля, который будет подстерегать его почти в высшей точке траектории. Его мотоцикл упадет на землю без всадника, а электрическая компания снимет с проводов наполовину обезглавленное тело. В больнице, куда его доставят, врачи констатируют смерть, но будут поддерживать жизнь тела, чтобы успеть получить согласие родственников на донорство органов. Когда такое согласие будет получено, больница в Дайтоне внесет данные о сердце мотоциклиста в базу Национальной службы по учету и распределению донорских органов. Ее центральный компьютер проведет поиск по спискам нуждающихся и выяснит, что сердце мотоциклиста-неудачника идеально подходит для пересадки сразу двум пациентам.
Общенациональная база данных донорских органов хороша тем, что она практически исключает ситуацию, в которой врачу приходится брать на себя функцию Бога, решая, кому из пациентов достанется поступивший орган. Теоретически такое может произойти, когда какой-то врач делает достаточно много трансплантаций или когда списки нуждающихся становятся слишком большими, но даже тогда вероятность, что донорский орган подойдет сразу двум пациентам, практически ничтожна. С тем же успехом вы можете в один и тот же день попасть под удар молнии и подвергнуться нападению акулы. Администрация и специалисты Национальной службы обязаны провести тщательное иммунологическое типирование и убедиться, действительно ли появившийся в базе орган в равной мере соответствует особенностям организмов обоих реципиентов. Только после этого следуют телефонные звонки хирургам, которые тоже внесены в списки нуждающихся как лечащие врачи.
В тот день оба телефонных звонка поступили на мой номер.
– Привет, это Ройер. Мне только что сообщили… Словом, появился один подходящий вариант.
По его голосу я сразу понял, что все не так просто.
– Говори же, не томи!..
– Есть свежее донорское сердце.
– И?..
– Оно годится Ширли… и Эмме.
Ширли Паттон приехала ко мне на прием где-то полгода назад. Ей недавно исполнилось сорок, у нее было двое детей десяти и тринадцати лет, муж, с которым она счастливо прожила почти полтора десятилетия, и одно-единственное желание:
– Я хочу дожить до того дня, когда мои дети закончат колледж.
Проблема заключалась в ее сердце. Оно было в таком состоянии, что никаких шансов прожить столько у нее не было. Честно говоря, я сомневался, что она протянет еще хотя бы год. В мой кабинет ее ввез на инвалидном кресле сын, но, когда я попросил ее встать, Ширли этого сделать не смогла. Прослышав обо мне и о моей команде – о моих невероятных способностях и колоссальном опыте Ройера, – она приехала из Брунсвика в Атланту, чтобы я пересадил ей новое, здоровое сердце.
Я видел, какими глазами она смотрит на сына, видел, как заботится о ней дочь. Еще я узнал, что ее муж работал на трех работах, чтобы обеспечить Ширли элементарный уход и кое-какие базовые процедуры, которых едва хватало на то, чтобы только поддерживать в ней жизнь.
Подкатившись в кресле к моему столу, Ширли сняла очки для чтения и схватила меня за руку. Она немного порассматривала мою ладонь, пристально изучая ее линии и мозоли, потом подняла взгляд на меня.
– Я слышала, у вас дар, – тихо сказала она. – Пожалуйста, поделитесь им со мной.
Состояние Ширли позволяло нам поселить ее в одной из принадлежащих больнице квартир рядом с отделением неотложной помощи. Довольно скоро, однако, она ослабела настолько, что ее пришлось поместить в палату. И мне, и Ройеру было ясно: если в ближайшее время нам не подвернется подходящее сердце, Ширли умрет, так и не дождавшись операции.
– Решать тебе, – продолжал Ройер. – Мы можем сделать операцию Эмме; через три дня она будет уже вне опасности, а мы сядем на телефон и начнем поиски подходящего сердца для Ширли.