– Вообще-то, карту нашли несколько месяцев назад в стене старого дома в одной из деревенек в Восточных кантонах, – сказал Гамаш. – В деревне, где живу я. Но теперь нашли изображение той же карты на витраже в местной церквушке.

– Правда? – спросила Лакост, которая знала и церковь, и памятный витраж. – Странно. Ту же карту мы нашли в…

– Ну да, в стене, – перебил ее Гамаш.

Еще одна капля прокладывала себе путь по щеке Шарпантье в расщелину его улыбки.

– Тот самый Шарпантье? – прошептал Желина на ухо Бовуару. – Да ведь он затворник. Господи боже, я нанял его в качестве консультанта по тактике, но он даже не желал разговаривать по телефону. Только по электронной почте. Я думал, он старше. И крупнее.

Шарпантье подъехал в своем кресле на миллиметр ближе к столу. Он либо не слышал вопроса Желина, либо не обратил на него внимания.

– Занятно. Важные карты иногда обнаруживаются на чердаке или в тайнике старого стола, а вы говорите, что эта была в стене?

– Не думаю, что она имеет какую-то историческую ценность. Или хотя бы денежную, – добавил Гамаш. – Так, забавная вещица.

– Да, – согласился Шарпантье, переводя взгляд с Гамаша на Лакост.

– Oui. А теперь, – Гамаш посмотрел на остальных, – мы можем вернуться к нашему главному вопросу?

– Где она сейчас? – спросил Шарпантье.

– Что?

– Карта.

– Оригинал у меня, – терпеливо произнес Гамаш, явно желая продолжить разговор. – Я вам покажу позднее, если хотите.

– Вы сказали «оригинал». Значит, есть и копии?

– Извините, профессор, – сказал Гамаш, – но какое все это имеет значение?

– Вот и я об этом подумал. – Он сверлил Гамаша взглядом. Упоминание карты раскрыло словесные шлюзы. – Вы-то считаете, что она имеет значение, если столько времени говорили о ней по телефону.

– Может быть, мы продолжим наш разговор позднее, – сказал Гамаш.

– С удовольствием.

Шарпантье отъехал от стола.

– Мы еще не закончили, – сказал Желина. – У нас еще есть вопросы.

– У вас больше нет вопросов, – отрезал Шарпантье. – Все имеющие отношение к делу уже заданы. И мне нечего добавить к расследованию. Если бы было, я бы сам вам сказал. Все остальное – пустая трата времени.

Бовуар, который испытывал уважение к этому странному человеку, обнаружил, что в нем растет и приязнь к нему.

Шарпантье сидел, залитый собственным потом. Тощий. Серый. Не на своем месте среди высокопоставленных офицеров. И совершенно не осознавал этого.

Сам Шарпантье чувствовал себя вполне нормально.

Бовуар восхищался этим, хотя был несколько смущен.

– Остался последний вопрос, – сказал Гамаш. – И тогда я покажу вам оригинал карты.

На лице Шарпантье появилась едва заметная улыбка, словно ему понравилось, что Гамаш прибегнул к старинному обычаю «услуга за услугу».

– Что вы думаете о Серже Ледюке?

– Он был глупым человеком. По-моему, он больше подходил на роль продавца обуви.

Заместитель комиссара Желина рассмеялся и оборвал смех, когда Шарпантье посмотрел на него:

– Вы не согласны?

– Non, non, дело не в этом. Просто то, что вы сказали, забавно.

– Правда? Профессор Ледюк преуспел бы в качестве продавца обуви. Дорогой обуви. Он бы убеждал людей покупать то, что рано или поздно принесет им вред. И платить за это хорошие деньги. Он был садистом.

– Он мог бы возглавить компанию взяточников? – спросил Желина.

– Никогда. Его бы тут же поймали. Он не умел просчитывать на два-три шага вперед. Продавцу обуви это и не требуется.

– Вот уж действительно, – заметила Лакост.

Один лишь Гамаш уловил смысл ее слов и улыбнулся.

– Но глава Полицейской академии должен уметь считать, – сказал Шарпантье, глядя на Гамаша.

– Где бы вы искали его убийцу? – спросила Изабель Лакост.

– От Матфея, глава десятая, стих тридцать шестой, – произнес Шарпантье после короткой паузы. – Да. Оттуда я бы и начал. А теперь я могу идти?

– Через пятнадцать минут жду вас в моей квартире, – сказал Гамаш.

– Странный человек, – сказала Лакост, когда дверь закрылась.

– Гений, – добавил офицер КККП. – И да, странный человек. – Он немного помедлил. – Вам не кажется, что такой человек может принести много вреда?

– Полагаете, он причастен к убийству Ледюка? – спросила старший инспектор Лакост.

– Или к коррупции. Или к тому и другому. Вы так не думаете? – Он обращался к Гамашу. – Не потому ли вы и пригласили его сюда? Преподавателя, который на самом деле не преподает? Блестящего тактика? Чтобы следить за ним? Вы свели вместе всех подозреваемых: Ледюка, Бребёфа, Шарпантье. И наблюдали, что будет. Но вы совершили ошибку. Насколько мне известно, связанную с вашим прошлым. Вы решили, что вы умнее их. Умнее его. Вы полагали, что сможете контролировать ситуацию. Однако не смогли. Она вышла из-под контроля, коммандер. И Шарпантье знает это. Насчет умения смотреть на два шага вперед – это было не наблюдение, а шутка. Он смеялся над вами.

Гамаш поднялся.

– Возможно, вы правы, – сказал он, направляясь к двери. – Время покажет.

– Время уже показало. Вы не разглядели? А если не заметили, оно подбросило труп в ваш великий эксперимент, месье Гамаш. И если вы не вернете себе контроль над ситуацией, то будут и новые.

Когда коммандер вышел, Поль Желина обратился к остальным:

– Шарпантье имел в виду какое-то библейское выражение?

– Из Евангелия от Матфея, – сказала Лакост. – Когда Гамаш возглавлял отдел по расследованию убийств, он первым делом говорил новеньким агентам это.

– «И враги человеку – домашние его», – процитировал Бовуар.

Желина кивнул:

– И Г. Е. Шарпантье начал бы искать убийцу среди домашних.

– По-моему, это очевидно, – сказала Лакост, тоже вставая.

– Домашние – это не только семья, – возразил Желина. – В евангельских словах более широкий смысл. Они говорят о ком-то близком. Очень близком.

– Хо-хо, – сказал Шарпантье, глядя на карту в рамке.

Гамаш снял ее со стены и протянул преподавателю.

– Хо-хо? – повторил он. – А поконкретнее? Это какая-то важная карта?

– Ничуть, – ответил Шарпантье, продолжая, однако, разглядывать карту.

– К сожалению, мне нужно уходить. – Гамаш посмотрел на часы. Было почти семь. – Но я вернусь утром. Старший инспектор Лакост и часть ее команды остаются. Инспектор Бовуар тоже. Утром придут результаты криминалистической экспертизы.