Марта посмотрела на мрачного Уилла:

– Хочешь чаю? Еще одна подушка не нужна на матрас?

Уилл помотал головой. Он развязал шнурки и снял туфли. Поставил их рядышком.

– Не. Нормально. – Марта внимательно посмотрела на него, потом села рядом. – Не хочу печенья, – рассеянно проговорил он.

– Хочешь поговорить со мной о чем-нибудь?

Он сделал неопределенное движение головой: то ли «да», то ли «нет».

Марта ждала.

Наконец он провел языком под губами:

– Мама с папой сейчас ссорятся.

– А. – Марте хотелось сделать веселое лицо, хлопнуть его по плечу, сказать – не унывай. Но она преодолела это побуждение, ничего не сделала и не сказала.

– Помешана на аккуратности. – Уилл вздохнул. – Нельзя оставить носки на полу. Нельзя перед телевизором есть. Если сказала – к девяти быть дома, боже упаси опоздать на минуту. Теперь велит записывать все, что делали в эти выходные, чтобы знала, чем занимались. Это уже слишком. Все время, на фиг, угождать.

Марта потрепала его по руке. Она знала, каково это – все время угождать требовательному родителю.

– Мама любит порядок, – попыталась объяснить она. – Хочет показать, что вы ей небезразличны.

– Если бы только, – нахмурился Уилл. – Она одержимая. Как будто думает, что кто-то придет с табелем и наставит ей отметок за все, что она делает… и что мы делаем.

– Твой дед тоже любил, чтобы все делалось по правилам. Видно, передалось маме.

Уилл откинулся на матрасе, матрас пискнул под его локтями. Мальчик окинул взглядом комнату.

– Бабушка была не старая, когда умерла, да? У моего одноклассника бабушке и дедушке больше девяноста.

– Зельде тоже почти девяносто. – Марта прикусила язык – чуть не выдала, что Зельда – его прабабка. – Твоей бабушке было около шестидесяти пяти. Думаю, она не знала, как ей жить без дедушки.

– Да? Она умерла от горя?

Марта задумалась.

– Да, вроде того.

Уилл сложил на груди руки.

– Я помню, как они сидели за обеденным столом. Дед дал нам шоколадки, пока она не видела, а волосы у него были совсем черные, как у вампира. Он цветы любил, да? Всегда стояла ваза на столе.

– Да, фрезии. Он их каждую неделю покупал для бабушки.

Уилл кивнул.

– Она за нами ухаживала. И одевалась в красивые цвета, как южная птица. Но всегда была нервная.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну, знаешь, как в фильме ужасов: женщина одна в жутком доме, идет по темному коридору узнать, что там за странные звуки в кухне. В жизни никто так не станет делать. Вот, а бабушка примерно такая… как будто всегда ждет, что на нее кто-то набросится. – Уилл опустил глаза. – Я вроде как скучаю по ним обоим.

Хотя Марта подчинила родителям свою жизнь, она тоже по ним скучала.

– И я, – сказала она и, поколебавшись – неизвестно, как к этому отнесется тринадцатилетний подросток, все-таки обняла его за плечи. Уилл прижался к ней на секунду и тут же отодвинулся.

– Держись, – произнес он вполголоса.

Роуз и Зельда вернулись одновременно. Зельда подняла нос и принюхалась:

– Все в порядке? Я ничего не пропустила?

Уилл и Марта переглянулись с улыбкой.

– Ничего, – сказала Марта. – Как раз собрались заняться драконом. Выбирай себе кисть.

Следующие два часа – знала Марта – она запомнит на всю жизнь и долго будет вспоминать с радостью. Пусть им недолго быть сейчас вместе – бабушке, племяннице, племяннику и ей, – тем больше причин порадоваться такому случаю.

Марта протерла дракона наждачной бумагой, и Роуз начала смешивать краски. Стараясь, чтобы краска не перелилась через край тарелки, она даже высунула язык от усердия. Зельда учила ее, как смешивать краски.

– Чтобы тон был сочный, бери белую и добавь чуточку красной и желтой. Черной не добавляй – цвет станет тусклым.

– Откуда вы все знаете? – удивилась Роуз.

– Моя подруга Джина – мастер по части живописи.

Уилл требовал, чтобы ему дали держать голову дракона, тогда Зельда сможет красить ее, не сильно нагибаясь.

Марта с удовольствием руководила работами:

– Этот красный чуть ярок. Приглуши немного… Роуз, осторожнее – не окуни рукав в краску… Кто-нибудь хочет чайку?

Уилл предложил включить «Спотифай»[6]на своем телефоне – Марта не возражала против музыки.

Они раскрашивали дракона под песни Кэти Перри и Бейонсе.

– У него дружелюбный вид, – заметила Роуз, сев на корточки и любуясь драконом. – Он мог бы жить в пещере на берегу.

– Драконы на берегу не живут, – фыркнул Уилл. – Они не смогут пыхать огнем – вода потушит.

– Да нет, живут, – возразила Зельда. Она тронула тонкой кисточкой глаз дракона – сделала белой краской блик. – Ты не слышал про сэндшифтского Дракона?

– Нет. – Уилл закатил глаза, но все же подался к ней. – А что?

– Расскажите, – попросила Роуз.

Зельда скрючила пальцы.

– Тело у него радужное, как у стрекозы, а чешуя – полумесяцами. Когда смотришь ему в глаза, в них как будто огонь. Он не красный и желтый, как наш. Сэндшифтское чудище темно-зеленое, болотного цвета.

Марта посмотрела на бабушку, потом на кисточки ковра на полу. И унеслась в прошлое, когда лежала тут и корябала в блокноте. Слова начали выскакивать в памяти, и она подхватила рассказ:

– Это у него защитный цвет, чтобы сливаться с водорослями на песке. Каждое утро, когда все еще спят, он поедает их на завтрак. Люди думают, он страшный, а на самом деле он смирный…

Зельда подтвердила кивком:

– Некоторые говорили, что он из Румынии. Где граф Дракула. Он приплыл на корабле – любимец богатого аристократа. Но поджег их особняк. Сам как-то спасся и забрел на пески…

– Раньше он не видел моря, – продолжила Марта. – И песчаного берега. Ему полюбилась тишина пещеры. Если когда услышишь там рев, то это прилив начинается, но чаще – дракон пробует голос. Он любит плескаться на мелководье, а иногда и поплавать…

Уилл глубоко вздохнул:

– Ну, прямо. Драконы не плавают.

– Лох-несское чудовище плавает. Оно не дракон, но, типа, дальний родственник.

Марта отступила на несколько шагов и наклонила голову, оценивая свою работу:

– По-моему, наш друг готов.

Уилл и Роуз, гордые своим достижением, улыбнулись, а Зельда смотрела задумчиво и все еще не выпускала кисть.