Понимание прошибло его словно электрическим током.

…сейчас осталась одна.

****

Обито, сцепив зубы от боли, вынырнул из измерения Камуи прямо в палату к Наруто, но почему-то промахнулся. Место, куда он угодил, было двухцветное. Черные облака на фоне кровавого неба. Угольная земля. Крикливые черные птицы кругом. Они сбились в шевелящийся комок и приняли форму Итачи.

Дьявол… Цукуеми!

Гендзюцу, о котором ходили легенды. Он умудрился ни разу не попасться в него. И одного раза было бы достаточно: он стал бы последним.

Откуда тут Итачи? Черт возьми…

И когда все успело пойти прахом? Или от боли в измученном теле он утратил бдительность и способность строить годные стратегии?

Обито попытался нырнуть в измерение Камуи, но техника не сработала. Разумеется, в Цукуеми был один бог — Итачи. Словно насмешка. Он, способный с силой Джуби и Риннегана сотворить настоящий мир, попался в ловушку иллюзорного мира парнишки, который если и жил, то только потому, что он когда-то позволил ему остаться в живых.

— Вот мы и встретились, Мадара, — спокойно сказал Итачи.

— Надо было убить тебя тогда, — сказал Обито. — Кто бы мог подумать, что ты доставишь мне столько проблем, Учиха Итачи.

Тот не ответил.

Сердце билось чаще. Мир переменился. Теперь Обито был распят на кресте, а перед ним стоял Итачи с мечом, чем-то похожим на Кусанаги Саске. Кошмар, только кошмар управляемый, и возможности проснуться не существовало.

— Вначале я буду сутки втыкать в тебя меч за тех людей, которые погибли от нападения Кьюби, — спокойно объяснил Итачи.

По коже пробежал мороз.

— Разве первым делом не стоит отомстить за родителей? — огрызнулся Обито.

Итачи ненадолго задумался.

— Мы пойдем по порядку. Возмездие за клан займет следующие сутки. А там посмотрим. Возможно, снова вернемся к началу.

— Так ты садист.

— Вовсе нет.

— Это будет приносить тебе удовольствие. Иначе зачем бы ты это делал?

— Ты слишком много говоришь, — заметил Итачи и аккуратно вонзил меч ему прямо в печень.

Обито задохнулся от резкой боли и понял, что ему ни капли не жалко себя. Он и так жил в аду. Жаль было лишь того мира, который ему мешали сотворить.

Время зациклилось. Спина ощетинилась множеством рукоятей. Он уже не помнил, как давно все это началось; ему казалось, что пытка будет длиться бесконечно.

— Ваш проклятый мир ничего не стоит, — прошептал Обито.

Говорить в полный голос он уже не мог. Итачи смотрел на него снизу вверх с непроницаемым выражением лица. Было непонятно: заинтересовался он, или считает его жалким, или получает тайное наслаждение от пыток.

— Ты думаешь, что прав, — шептал Обито. — Положил всю свою жизнь на защиту Конохи и Саске. Но ты ошибаешься. Как и все.

Боль не давала ему молчать. Он говорил, сам не зная зачем. Сознавал, что Итачи невозможно разжалобить, но вымолить себе прощение Обито и не пытался.

— Снова захотелось поговорить? — бесцветным тоном отозвался Итачи и вогнал ему в живот новый меч.

Обито заскулил. Уже давно не пытался сдерживаться — не мог.

— Глупо спасать этот мир, — выдавил он, тяжело дыша. — Я создам другой. В нем будут живы твои родители. И та девушка.

Обито улыбнулся кровавой улыбкой. С нижней губы текла кровь — теплая, отдающая железом. Не отличить от настоящей.

— Она ведь тебе нравилась, — продолжал Обито. — Ты даже пробудил Мангеке. Из-за нее ведь, не так ли?

— Рискнуть целым миром из-за девушки? — скептически уточнил Итачи и покачал головой. Он провернул меч у него во внутренностях, и Обито закричал.

Итачи говорил об этом так просто. Между миром и девушкой он выбрал мир. Еще тогда, годы назад.

— Значит, ты не любил ее, — едва слышно выдохнул Обито.

Пытки выворачивали душу. Пытаясь закрыться от боли, он тянулся к самому светлому, что еще оставалось в его душе.

Рин.

Ее улыбающееся лицо заслонило черно-красный мир Цукуеми, и боль осталась где-то позади, в искусственном мире Итачи. Снова каруселью мелькали моменты, где Рин проявляла к нему внимание. Вот она подает ему заявку в академию. А вот они вместе гуляют. Старая бабушкина квартира, яркий солнечный свет, льющийся на стол. Фотографии... фотографии...

Такие моменты не должны были оставаться бесплотными видениями в его медленно умирающей памяти. Он хотел воплотить их обратно. Снова чувствовать быстрые нежные пальцы, заматывающие бинтами его глубокий порез. Вдыхать запах. Он должен был знать, что Рин наблюдает за каждым шагом... Единственный ценный зритель. Все это с самого начала было именно для нее.

Светлое видение накрест рассекло мечом.

— Ты отвлекаешься, — сказал Итачи.

Пытки продолжились.

Рассеченный надвое образ Рин расползался и блек. Но Обито был несогласен. Рин не могла быть призраком. Она жила в его сердце — настоящая и живая — для того мира, которому предстояло стать единой для всех счастливой реальностью. И Итачи своей иллюзией не мог ее растворить. Не имел права. Рин была выше.

Крепко зажмурившись, Обито открыл глаза и снова взглянул на своего палача. Лицо Итачи треснуло. Голова закружилась. Боль отступила, и Обито утонул в океане секундного облегчения, когда в глаза неожиданно ударил яркий свет.

****

Итачи скрутило. Он упал на колени и уперся руками в пол. На щеке остывала свежая кровь. Потный Мадара стоял на четвереньках перед ним в точно такой же позе и тяжело дышал. Итачи впервые видел его лицо: измятое, с неестественного цвета бледной кожей, сросшейся складками. Кому-то из ребят удалось снять его маску?

Он разбил Цукуеми…

Плохо. После Цукуеми был серьезный откат. И еще этот спазм, так некстати. А ведь Наруто был в опасности! Жертвы Цукуеми могли неделями не приходить в себя. Яширо и Изуми, о которой так злорадно вспоминал Мадара, те так и вовсе умерли от иллюзии. Но Мадара вырвался досрочно. Его не удалось сломать.

Он очнется раньше, чем затихнет мой спазм.

Итачи покосился на Наруто, без чувств лежащего на больничной кровати. Мадара наверняка пришел за ним.

Еще оставался Дайса с заготовленным зарядом Котоамацуками.

Но Итачи не успел определиться со стратегией. Откуда ни возьмись за спиной у Мадары появился Йондайме Хокаге и ударил рукой ему меж лопаток. Мадара взвыл. Из-под ладони Четвертого высыпали символы фуиндзюцу. Их было настолько много,