бы, очевидно, что если как можно быстрее не вернуть Гудериана с южного направления (да и черт с этим русским Юго-Западным фронтом, потом можно говорить, что его разгромили), то у группы армий «Центр» возникнут проблемы, в дальнейшем, посерьезнее Ельни.

Я сам раньше считал, что наступление на Москву было выбрано стратегической целью вермахта в результате краха плана «Барбароссы» потому, что вермахт уже не имел сил вести наступление на трех стратегических направлениях, выбрали одно — Москву. Но если хорошо подумать в свете всего вышеизложенного, то мотивы были другими: нужно было спасать армии фон Бока.

Кажется, наше командование само не предполагало, в какой нехорошей ситуации оказался вермахт к сентябрю 41-го, поэтому, судя по группировке войск Западного фронта, ждало наступления на Москву.

Но даже на этой карте видно, что наступление немцы вели по каким-то странным направлениям:

* * *

В самую сложную ситуацию, как видно на этой карте, попал танковый гений всех времен и народов. То, что с ним произошло, наш современник, гений в области стратегии и военной истории, назвал катастрофой Брянского фронта. Уверен, что даже Гудериан, узнав о таком мнении российского историка, подумал бы, что у того не все дома.

У нас в историографии так устоялось, что Гудериан наносил удар с целью окружения Москвы с юга. А не слишком ли большой замах был взят? Я понимаю, что некоторым бешенным кобылам и 100 верст — не крюк, но всё же. Тем более, что путь к Москве лежал через Тулу, крупный центр оборонной промышленности. Захват Тулы — уже сама по себе почти стратегическая цель. И такой город наши отдали бы просто так? После его взятия точно было бы с чем на Москву идти? Тем более, что Климент Ефремович Ворошилов еще в 20-х годах открыто предупреждал всех вероятных агрессоров, что промышленные города Советского Союза, в случае нехватки войск для их защиты, могут очень неприятно удивить агрессора.

Да и от Тулы до Москвы — почти 200 км, их нужно еще пройти. И до самой Тулы еще дойти нужно, а на пути стояли войска Брянского фронта. Но 30 сентября Гудериан начал. Он первым из немецких командующих, участвовавшим в «Тайфуне», направил струю против ветра. Некоторые, в поисках приключений на свою пятую точку, сеют ветер, потом пожинают бурю. Фрицы сразу тайфун посеяли…

Еременко не ждал, конечно, что ему нанесут удар по левому флангу фронта. Такого ни один разумный человек не мог ожидать. Неожиданность удара и первые успехи сыграли с Гудерианом злую шутку. Оборону Брянского фронта он проломил быстро. И начал охват основной его группировки. Только, как вспоминал Андрей Иванович, к тому времени наши войска уже настолько привыкли к этим окружениям, что никто их за какую-то катастрофу не считал.

И Еременко отдает приказ — развернуть войска фронта на 180 градусов. Получилось, что Гудериан, окружив Брянский фронт, увидел перед собой… наступающие на него войска Брянского фронта. В такой ситуации, извините, и обкакаться не долго…

* * *

…Что должен был делать нормальный военачальник, которому удалось окружить значительную группировку противника? Правильно, в первую очередь он должен озаботиться ее уничтожением, предварительно надежно заблокировав. И только после этого можно думать о каком-то дальнейшем наступлении. Иначе можно получить массу неприятностей в своем тылу. Но, чтобы ликвидировать окруженных нужно время. А если в окружении войска целого фронта — много времени. Наши Паулюса в Сталинграде почти 3 месяца месили. У немцев получалось за неделю. Что у них получалось за неделю — вы уже видели, ликвидированные в окружении фронты и армии снова стояли против вермахта в обороне.

И, в конце концов, Директивой № 35 прямо указывалась цель операции «Тайфун» — уничтожение основных сил наших фронтов путем удавливания их в окружениях. А что делает Гудериан? Он выставляет против окруженного Брянского фронта слабый заслон и бросается вперед, к Орлу, за которым открывается путь на город его мечты — Москву.

Наша Ставка в срочном порядке выдвигает против 2-ой танковой группы корпус генерала Лелюшенко, в составе которого была свежесформированная танковая бригада полковника Катукова.

Катуков, кстати, один из тех, кто был в «Киевском котле», да еще в 5-ой армии Потапова. После того, как Катукова «ликвидировали» в «Киевском котле», он был вызван в Москву к командующему бронетанковыми войсками Федоренко, там получил новое назначение и уехал в Сталинград формировать бригаду. В бригаде у него было 46 танков, из них половина Т-34, новеньких, прямо с завода.

46 танков! Катуков, имея такие совсем незначительные силы, устроил Гудериану натуральную танковую бойню. Михаил Ефимович сам описал свою тактическую новинку:

«…сложилась такая схема. Мотострелки располагаются в обороне, предварительно отрыв настоящие окопы и ложные. В ложных ставятся макеты пушек и пулеметов. Часть этих окопов занимают небольшие группы бойцов с настоящими пулеметами. На их долю выпадает роль „актеров“, инсценирующих передний край. Сзади, на небольшом расстоянии, идут настоящие окопы, а дальше, на танкоопасных направлениях, ставятся танки — иногда взвод, иногда просто одна машина. Для маскировки танки используют местные укрытия: кустарники, деревья, скирды хлеба, стога сена, обратные скаты высот. Каждый экипаж готовит себе не одну позицию, а две-три, которые можно менять незаметно для противника. Экипажи заранее определяют ориентиры и расстояния до них. С пехотой, артиллерией, саперами заблаговременно организуется взаимодействие и устанавливается связь или по радио, или специальными сигналами, или посыльными. Все танковые экипажи должны находиться в поле зрения друг друга, готовые прийти на помощь соседу.

Противник начинает вести наземную и воздушную разведку. Засады не обнаруживают себя. Противник боем прощупывает передний край. В действие вступают „актеры“ в ложных позициях, артиллерия и минометы с запасных позиций. Танки молчат.

Авиация врага начинает бомбить ложные окопы. „Актеры“ незаметно отступают ходами сообщения. И наконец, противник пускает танки в сопровождении пехоты. Наступают самые критические минуты боя.

Стрелки, артиллеристы, минометчики расстреливают пехоту противника. Засады молчат. И только тогда, когда вражеские машины подходят на 200–300 метров, засады выходят на огневую позицию и открывают огонь по атакующим в упор, наверняка. В то же время экипажи засад не выпускают из поля зрения соседей и бьют в борта прорвавшихся танков противника. Получается косоприцельный, перекрестный, губительный огонь.

Командир засады выходит на огневую позицию только в случае крайней необходимости. Откуда-нибудь из окопчика или из-за кустарника следит он за полем боя, намечает цели, определяет прицел и лишь после этого садится в танк, и машина выскакивает, чтобы