«Ну вот и началось! Сейчас он наконец скажет про посольство, про то, что это большая честь…».

А фон Виттернауф вдруг и говорит:

— … Принц просит вас оказать ему содействие в освобождении маркграфини Оливии.

«Содействие…? В освобождении…?».

Волков так растерялся от этих слов, что не нашёлся, что и ответить сразу, а лишь уставился на гостя, ожидая пояснений. И тот стал ему рассказывать:

— Маркграфиня, всё ещё пребывая в трауре по мужу, поехала на запад из своего Швацца в горы на Цугшпице, в знаменитый женский монастырь святой Радегунды. И там молилась три дня в посту. Мы писали ей и посылали нарочных, но она отбыла из своего дворца и ни на одно наше письмо не отвечала. Тогда наш человек стал выяснять, когда же она вернётся с богомолья. Он поехал в тот монастырь и узнал, что, будучи там, она получила приглашение от некоего графа и графини Фаркаш фон Тельвис. Монахини рассказывали. Но также говорили они, что благочестивая дама отвергла его. Эти господа Фаркаши, — тут барон фон Виттернауф сделал рукой жест, обозначающий что-то не очень постоянное или неприличное, — пользуются дурной славой в тех горах, о них говорят, что они…

— Разбойники? — догадался генерал.

— Ах, если бы… — отвечал ему министр. — Говорят, что они колдуны. Или ещё говорят, что только графиня колдунья, а граф ей подчинён, в общем, не знаю я, как там доподлинно у них всё устроено…

— Но вы же сказали, что графиня отказалась от их приглашения.

— Так и есть. Наш человек встретился с её служанкой и пажом, она отправила их из монастыря, чтобы они подготовили ей ночлег в одном из сёл, что было как раз по пути её следования, что они и сделали, но вечер пришёл, а маркграфиня так в селение то и не приехала. Исчезла со всей своей свитой, а было с нею ещё восемь человек, включая двух добрых мужей из известных фамилий.

— И вы полагаете, что эти Фериши схватили маркграфиню Оливию? — спросил генерал.

— Фаркаши… — поправляет его министр. — Они! Больше и некому. Там больше и нет никого, одно ущелье, одна дорога, хоть и важная, один замок на горе.

— Просят выкуп?

— Ничего не просят, ничего никому не говорят, но всем понятно, что сами они на такую наглость никогда не решились бы.

«Неужто император за всем этим делом стоит? — думает Волков, но, естественно, вслух об этом спрашивать у гостя не будет. — Ох, как не хочется, как не хочется влезать в эту ужасную распрю между большими сеньорами». И он лишь интересуется:

— Целое графство — это всего одно ущелье с одной дорогой и одним замком?

На что барон лишь махнул рукой:

— То никакое не графство, наш человек пишет, что графское достоинство они присвоили себе произволом. У них ни сеньора, ни вассалов нет, и мужиков немного, весь их доход — это дорожные сборы, и только-то.

— Но замок у них есть, — напомнил гостю Волков, так как этот разговор нравился ему всё меньше и меньше.

И после этого напоминания барон вздохнул:

— Да, замок у них есть, хоть и не новый, вашему он точно не чета, но наш человек пишет, что стоит замок на горе так хорошо, что к нему ниоткуда и не подступиться.

«Он и про мой замок, и про замок этих Фаркашей знает. Как хорошо осведомлён господин министр Его Высочества».

— И вы думаете, что маркграфиня всё ещё в этом замке? — спрашивает генерал.

— Девять дней назад мне писали, что она в своём Швацце так и не объявилась, — он сделал паузу и добавил: — Ежели она жива, то больше ей быть и негде.

Тут наконец Волков не выдержал и засмеялся:

— И что же вы, барон, думаете, что я, Рыцарь Божий, по велению своего сеньора должен вырвать принцессу из лап злобной колдуньи и графа-разбойника?

А вот лицо у министра было что-то невесёлое, ему явно было не до смеха.

— Я бы с удовольствием, барон, посмеялся вместе с вами… Ситуация и вправду прекрасно подходит для романа, вот только… Смерть маркграфини, как и её плен, ничего хорошего дому Ребенрее не сулят. А напротив, играют на руку дому императора. Смерть маркграфини… Плен маркграфини… Важный брак меж знатных домов… Титул курфюрста Винцлау, стоящий на кону… Интересы дома Ребенрее или дома императора…

«Господи, смилуйся!».

Всё это было так далеко от интересов владетеля Эшбахта. Он про всё это и слышать не хотел. А хотел барон фон Рабенбург только закончить строительство своего замка и рассчитаться со своими долгами, желательно лет за пять. Но важный человек, приехавший к нему из столицы, собирался сделать всё, чтобы затащить его в какое-то новое, абсолютно ненужное Волкову дело. Для того и примчался издалека.

Курфюрст Ребенрее очень хотел стать — через брак своего юного племянника — курфюрстом Винцлау, вернее, тем, кто стоит за спиной номинального курфюрста; его можно было понять, богатое, очень богатое маркграфство могло всегда поддержать герцога и деньгами, и людьми. Это если не считать сразу удвоившегося авторитета дома Маленов.

Император, естественно, всеми силами будет тому препятствовать. При выборе нового императора герцоги Ребенрее сосредоточат в одних руках два голоса из семи. Ещё три голоса находятся в цепких лапах Святого Престола. Императорской фамилии придётся сильно постараться, чтобы в следующий раз влезть на трон империи. И, конечно, император сделает всё, чтобы Ребенрее-Малены не получили ещё одно курфюршество.

Вот и волновался Карл Оттон Четвёртый, что маркграфиня пропала. Вот и летел его министр фон Виттернауф через половину страны к удачливому генералу, сподвигнуть того к действию и прояснить ситуацию. Вот только было ли это всё нужно генералу?

— Друг мой… И что же вы хотите от меня? — нехотя интересуется Волков. — Чтобы я собрал людей и через чужие земли прошёл к тому замку, что стоит, кстати, как вы сами заметили, на горе, штурмом взял его и освободил принцессу.

— Вот видите, генерал… — невесело усмехается гость. — Вам даже объяснять ничего не нужно.

А Волков и продолжает:

— Барон, а вы что-нибудь знаете об осадах и штурмах?

— Об осадах и штурмах? — барон продолжает смеяться. — Я знаю, что вы о том прекрасно осведомлены.

— Да, я осведомлён… — Волков, в отличие от