к Отмороженной башне. Она шагала так, будто ее сопровождала свита и по меньшей мере рота дворцовой охраны. Морозный ветер хватал за полы одежды, норовя сдернуть в пустоту. Клауди не обращала на него внимания. Она шла ровно, точно по струнке, стараясь не дышать, и выдохнула, лишь вступив на не менее скользкую площадку перед башней, у своего подножия казавшейся и вовсе неприступной.

Девушка стояла в тени одного из мощных контрфорсов, что удерживали Отмороженную башню на плоской вершине, и смотрела на двустворчатые двери, охраняемые заиндевевшим великаном. Поначалу Клауди приняла его за статую, настолько страж был неподвижен, но вскоре разглядела облачко пара, которое вырывалось у того изо рта. Предстань она сейчас перед этим гигантом — раздавит, как муху. Можно было бы его обойти, да вот вряд ли у башни был другой вход. Разве что через такую же сточную канаву, из какой будущая королева только что выбралась… Не слишком ли часто она, рожденная повелевать, окунается в то, в чем и самый последний из ее подданных не станет купаться? Ну уж нет, хватит! Не станет чистая принцесса пресмыкаться перед всякой нечистью…

И Клауди вышла из тени. Несколько неверных шагов — и она предстала перед великаном. Она готова была ко всему: к внезапному взмаху меча или просто к небрежному тычку мыском исполинского кольчужного сапога, белого от инея, но только не к тому, что произошло. Великан громко стукнул алебардой, салютуя ею, и одним движением распахнул громадную дверь. Девушка сочла это приглашением. Присела в вежливом реверансе, словно на ней было бальное платье с кринолином, а не потрепанные, пропитанные потом кожаные одежки, и принялась неспешно карабкаться по ступеням. Едва она вошла внутрь, двери за ее спиной с грохотом захлопнулись. Так захлопывается мышеловка, но мышка поначалу не знает об этом. Будущая королева не была мышкой и догадывалась, что ее ждет.

Она очутилась в просторной зале, казалось, не имевшей потолка. Впрочем, так это и было: единственное помещение в башне изнутри еще больше походило на сосульку, нежели снаружи. Стены покрывали наплывы льда, острые иглы изморози выглядели как шершавый холодный мех. Пол был скользким, словно каток, который зимой заливали на главной площади столицы на потеху гуляющим горожанам. И хотя Клауди было не до веселья, ее так и разбирало любопытство: где же здесь скрывается это чудовище Мизарди? И накликала. Послышался тонкий перезвон, словно сосульки брякали друг о друга. Из-под свода башни, который вздымался на головокружительную высоту, стало спускаться нечто мохнатое и многорукое, словно огромный серебристый паук. Еще до того, как создание коснулось ледяного пола, девушка поняла: это явилась хозяйка собственной персоной.

— Надо же, кто к нам пожаловал… — ехидно проговорила Мизарди, выпрямляясь во весь рост.

Комок подкатил к горлу чистой принцессы, едва она разглядела, что собой представляет колдунья. Из вороха сосулек, которыми, словно шерстью, обросла Мизарди, торчала маленькая, поросшая седыми космами голова на тонкой морщинистой шее, а по бокам то ли шесть, то ли восемь голых жилистых рук, которые непрерывно шевелились. Не только в числе конечностей, но и в этом их тошнотворном, будто бы непроизвольном шевелении и впрямь было нечто паучье. Клауди пожалела, что утопила свое оружие. Сейчас бы оно ей очень пригодилось. Разом отрубить все эти мерзкие лапы — и дело с концом. Девушка помнила слова верховного старейшины о том, что ни меч, ни яд, ни колдовство не помогут в борьбе с Мизарди, но ей нравилось думать о том, что с этой тварью можно расправиться одним взмахом остро отточенного клинка.

— Я пришла к тебе, Мизарди, — высокомерно проговорила Клауди, — чтобы потребовать от тебя прекратить свое мерзкое колдовство.

Колдунья фыркнула.

— Ты не сама сюда пришла, бывшая принцесса, — сказала она, тряся своими сосульками, звон которых заменял ей смех. — Тебя прислал этот старый дурак Рудгер. Он думал, что одна наглая девчонка может справиться со мною.

— Как смеешь ты называть меня бывшей принцессой?!

— А как же мне называть голодную окоченевшую замухрышку, которая все еще пыжится, изображая из себя будущую королеву? — произнесла Мизарди. — Покинув родовой замок, ты потеряла все. Тем более трон.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что место твое теперь занято.

— Кто же посмел?!

— Моя воспитанница! — горделиво призналась колдунья. — Правда, на трон посадила ее не я, а твой наставник Рудгер.

— Это грязная ложь!

— Подумай сама. Когда ты ночью сбежала из дворца, как верховный старейшина должен был объяснить твое исчезновение?

— Он не должен был никому ничего объяснять.

— Он и не стал. Он нашел актрисульку, которая должна была изображать тебя. И по чистой случайности ею оказалась полукровка, которую я пестовала с младенчества.

— Бессмысленное нагромождение лжи, — устало проговорила Клауди. — Верховный старейшина не мог не понимать, что это государственная измена.

— А что ему оставалось делать? — усмехнулась Мизарди. — У него не было выбора. Я ему его не оставила. Да и ты тоже.

— Почему я? — совсем сникла девушка.

— Потому что ты бросила своего престарелого, выжившего из ума отца, трон, королевство, народ ради того, чтобы оказаться в моих руках, которых у меня много.

— Я пришла, чтобы убить тебя.

— Каким образом, милая моя?!

— Не знаю.

— Наконец-то ты сказала что-то путное! — похвалила ее колдунья. — На этом и завершим нашу беседу. Она мне изрядно прискучила.

Мизарди протянула одну из своих многочисленных рук и схватилась за ближайшую сосульку из свисавших с бесконечно высокого свода. Пол выскользнул у Клауди из-под ног, и она полетела в пышущую печным жаром тьму. Падение было долгим, настолько, что девушка успела мысленно проститься с жизнью, но вот что-то упругое подхватило ее, болезненно впилось в истощенное, обтянутой ломкой сухой кожей тело. Несколько мгновений чистая принцесса раскачивалась в этом мучительно жестком ложе, покуда не замерла в подвешенном состоянии, не в силах пошевелиться. Тьма окружала ее по-прежнему, и волны жара накатывались из этой темноты, не столько согревая, сколько пронизывая до костей.

— Ведьма прислала нам новую птичку, — проскрипел в темноте то ли старческий, то ли охрипший от простуды голос. — Кто скажет, что нам с нею делать?

— Как что делать?! — откликнулся другой, тонкий и словно бы детский голос. — Изжарить и сожрать. Или сожрать сырой.

— Отдать великанам на забаву, — пробасил третий.

— Полно вам пугать бедняжку, — строго произнес четвертый голос, словно принадлежавший чопорной даме. — Хозяйка прислала нам ее не для того, чтобы вы упражнялись в остроумии. Немедленно выньте пленницу из сетки и дайте ей опомниться.

Несколько рук протянулись к Клауди из непроглядной темноты и помогли ей выбраться из сети, в которую она,