– Ладно, – согласился Петрович, догадавшись, что по каким-то своим причинам Опалин не хочет видеть Соколова. – Ты не волнуйся, я все сделаю.

– Так меня арестуют? – жалобно повторила Изюмова, распялив рот, отчего стала похожей на жабу.

Опалин оделся, спустился вниз, показал пропуск и вышел за проходную. Фонари ровными цепочками горели вдоль улицы, в воздухе крутились редкие снежинки. Повернув голову, Иван увидел Соколова, вылезавшего из только что подъехавшей машины. Сделав вид, что не заметил следователя, Опалин повернулся и сделал несколько шагов к трамвайной остановке.

– Здорово, Скорохват.

От ограды отлепилась фигура, до той поры прятавшаяся в тени. Опалин поднял глаза – и понял, что перед ним стоит Клим Храповицкий, заросший бородой и в рваном дворницком тулупе. Сосредоточенное выражение его черных глаз сразу же не понравилось Ивану, но он упустил доли секунды – может быть, самые важные в его жизни – и сумел только кое-как закрыться левой рукой. Выдернуть из кармана пистолет он уже не успел: Храповицкий трижды выстрелил в него в упор.

Соколов видел, как Опалин отвернулся и зашагал в другую сторону, и только усмехнулся: ничего другого он от своего бывшего друга не ждал. Но тут раздались выстрелы, Иван покачнулся и упал.

Когда следователь, забыв обо всем на свете, добежал до лежащего, он сразу увидел, что под телом Опалина уже собирается лужа крови.

– Ко мне! – заорал Соколов. – Муровец ранен! Опалина подстрелили…

От проходной уже спешили люди, на ходу выкрикивая вопросы вперемежку с ругательствами. Первым подбежал Казачинский, увидел выражение лица лежащего – и похолодел. Следом за ним подоспел и Манухин.

– Огнестрел, три в упор, – крикнул им Соколов, – «Скорую» сюда, срочно! Нет, пусть сразу звонят в Склиф… его только туда! – Опалин приоткрыл глаза. – Ваня! Ваня, ты меня слышишь?

Но раненый не отвечал. Его лицо бледнело на глазах, а Соколов был достаточно опытен и понимал, что это значит.

– Б…, это, должно быть, Храповицкий был! – в отчаянии выпалил Юра.

Он побежал обратно к проходной – вызывать «Скорую». Скривившись, Соколов нащупал-таки место, откуда особенно обильно лилась кровь.

– Манухин! Он не доживет до приезда «Скорой», истечет кровью… Рану пережми! Вот тут…

– Я тебе что, сестра милосердия? – буркнул Манухин, но все же подчинился, и кровь действительно стала литься меньше.

– Так. – Соколов перевел дыхание. – Оставайся здесь до приезда «Скорой», ясно? Это приказ! И следи, чтобы кровь не хлестала…

Он похлопал ладонью по карманам Опалина и извлек из правого пистолет.

– Ты куда? – крикнул Манухин.

– Я его поймаю! – заорал следователь. – Он от меня не уйдет!

«Ни черта ты не поймаешь, жук кабинетный, – подумал Манухин, но тут увидел выражение глаз Соколова – и переменил свое мнение. – А может, и поймает… Но Ваня все равно не жилец. Черт, буквально полчаса назад говорили – и вот…»

Соколов прыгнул на заднее сиденье машины, в которой прибыл на Петровку, крикнул шоферу:

– Вперед! Он к Страстному побежал…

Не смея перечить, шофер завел мотор. Но Соколову не повезло: в этот час бульвары были забиты толпами народа. К остановкам трамваев тянулись длинные очереди (тогда в трамваи садились строго через заднюю дверь и в порядке очередности). Проклиная все на свете, следователь велел шоферу медленно ехать вдоль тротуара. Другие машины немедленно начали протестующе гудеть.

– Выпусти меня! – рявкнул Соколов.

Он выскочил в толчею, сжимая в руке пистолет, но тотчас же опомнился и убрал оружие в карман. Спины, спины, спины; лица – молодые, старые, улыбающиеся, хмурые; снова спины; какая-то девушка с собачкой…

Набрав в легкие побольше воздуху, следователь заорал:

– Храповицкий!

И еще раз:

– Храповицкий!

Вертя головой во все стороны, уловил в одном месте подозрительное движение. Нервы у человека в дворницком тулупе не выдержали: он побежал по бульвару.

– Вот он, вот он! – крикнул Соколов, бросаясь к своему шоферу. Следователь сел в машину. – За ним, мы его нагоним!

Храповицкий мчался, рассекая толпу, как нож рассекает гладь воды. Но черная машина неумолимо приближалась, и он чуял, что в машине этой его смерть. Откуда-то из боковой улочки вынырнул фургон, развозивший хлеб. Водитель едва успел затормозить.

– Да ты совсем сдурел? Куда прешь?

– Друг! – умоляюще проговорил Храповицкий, бросаясь к шоферу. – Пусти в кабину…

– Попутчиков не беру, – отрезал тот.

Это были его последние слова, потому что Храповицкий несколько раз выстрелил в шофера. Забравшись в кабину, бандит спихнул безжизненное тело на свободное сиденье и ударил по газам.

– Скорей, скорей, уйдет! – надрывался Соколов.

Фургон вылетел на бульвар и понесся по кольцу. Машина следователя не отставала, но и сократить расстояние не удавалось. Свернув на просторную улицу Горького, Храповицкий рванул к Тверской заставе, за которой начиналось Ленинградское шоссе.

– Он уходит из города! – бушевал следователь.

– А я что могу сделать? – крикнул в ответ шофер.

Ругаясь последними словами, Соколов выбил стекло и высунулся в окно.

– Быстрее, ну! Что ты тащишься…

– Александр Владимирович, – уже умолял шофер, – оттепель же! Гололед! Мы перевернемся…

Он кричал еще что-то, но Соколов, не слушая, прицелился и трижды выстрелил – по шинам и по кузову.

– Промазал! – рявкнул он в бешенстве, валясь на сиденье.

– Горит! – закричал шофер. – Он горит…

Соколов высунулся в окно и действительно увидел над кузовом угнанной машины языки огня. Фургон завилял на дороге – Храповицкий явно не мог справиться с управлением.

А в следующее мгновение следователь увидел летящий по встречной полосе троллейбус первого маршрута – прекрасный двухэтажный троллейбус, сверкающий огнями.

Фургон развернуло на скользкой дороге и швырнуло в троллейбус, прямо в центр салона. Заскрежетал металл, с хрустом вылетели из рам стекла, токоприемники сорвались с линий. От удара троллейбус отлетел на несколько метров и, нелепо закрутившись, остановился. Фургон, из которого валил черный дым, тоже не двигался. Улица вокруг взорвалась истошными криками.

– Остановись! – приказал Соколов шоферу. – Стой, стой!

Машина затормозила прямо посреди улицы, и следователь, держа наготове пистолет Опалина, бросился к фургону. Поразительно, но Храповицкий не погиб при столкновении и даже ухитрился вылезти из кабины. Окровавленный бандит уже успел выбраться на асфальт, когда подбежавший Соколов в упор разрядил в него все патроны, остававшиеся в обойме. Храповицкий покачнулся и упал бесформенной грудой. Взгляд его застыл, изо рта его показалась струйка крови.