— Ужас как смешно, — пожимая плечами, сказала Наташа. — И что из этого следует?

— А ничего не следует. Взяли и убили не того человека.

— Как это?

— Да очень просто. Этих парней их шеф с кудрявой фамилией накрутил: мол, быстро доставайте мне того фотографа живым или мертвым. Или сразу мертвым. Они стали землю рыть, но его не нашли. Фотограф, как колобок, — и от бабушки ушел, и от дедушки ушел. Олег ведь его не смог найти, вот и те бандиты тоже. Даже фамилии никто не помнит. А партайгеноссе рвет и мечет, у них же там дисциплина, казарма. Ну, они и отыскали первого попавшегося фотографа, обкололи его героином, и все. Отчитались о проделанной работе.

— Подожди, Любаш, что-то ты сегодня как-то путано излагаешь. То есть убили случайного человека, просто чтобы кого-то убить. А начальству сказали, что убит тот самый папарацци?

— Ну да.

— А разве его в лицо никто не видел? Того, который действительно летал с Олегом на парашюте?

— Вряд ли. Он же был высоко, никто его специально не разглядывал, да и на небо трудно смотреть снизу, даже если солнца нет.

— А если бы потом нашелся настоящий папарацци, да еще с теми самыми фотографиями? Представляешь, как бы этих парней по стенке размазали! И они не испугались?

— Ну… — задумалась Любочка. — Может, они решили, что раз он до сих пор не нашелся, то уже не найдется. Времени-то много прошло. Или… или знаешь что? Может, они до сих пор потихоньку его ищут. Вернее, искали, пока их не посадили.

— Бред, — сказала Наташа. — Взяли и убили ни в чем не повинного человека, да? И все-таки выбрали фотографа, чтобы убедительно было. Но ведь тех снимков у него быть не могло. А они, наверное, снимки тоже должны были отыскать.

— Ну мало ли! Ищешь-ищешь, не найдешь, не разыщешь — так пойдешь. Ты в детстве такие стишки читала? Может, он эти снимки в другом месте держал. Или им велели сразу все поджечь, не разбираясь.

— А как ты думаешь, почему именно тот бедный парень им подвернулся? Случайно?

— Скорее всего. Просто увидели на улице человека с фотоаппаратом, или с таким квадратным чемоданчиком, знаешь? Но это уже пусть Барабас проверяет. Ему же все равно надо доказать, что его подозреваемые фотографа убили. Я ему дала один совет…

Совет, данный Любочкой участковому Барабасу, заключался в том, чтобы еще раз подробно расспросить единственного друга покойного — студента Валентина Красильникова — о последних днях Севы Грищенко.

Красильников, конечно, так и стал им все рассказывать, ага. Тем более что он и сам почти ничего не знал.

Валя Красильников ничего не знал о телефонном разговоре, который подслушал Сева Грищенко, пока они вместе ходили по фотовыставке. Ну, не подслушал, разумеется, это слишком грубо сказано. Просто случайно услышал. Через несколько дней, когда по телевизору начали передавать первые ошеломляющие новости о разрушительном цунами в Юго-Восточной Азии, о тысячах погибших людей и о десятках пропавших без вести гражданах России, Вальке и в голову не пришло, что это может иметь какое-то отношение к Севке.

Сева тоже не сразу отреагировал на новости с другого континента. Репортажи о стихийном бедствии он смотрел с любопытством, как и все вокруг, да еще из-за уникальных съемок. Надо же, кто-то из его знакомых недавно уехал в Таиланд и как раз собирался там снимать… Севка только никак не мог вспомнить, кто, что было странно — не так много он имел знакомых, да еще снимающих.

И вдруг — словно жетон упал в игральный автомат, и из щели лавиной посыпались выигранные монетки. Севка вспомнил! Он чуть не подавился сухими макаронами, которые жевал в этот момент, как всегда, не замечая ни вкуса, ни внешнего вида того, что ел. Мысль заработала с бешеной скоростью. Он может, он должен воспользоваться этим стечением обстоятельств. Шанс невелик, но он есть, и возможно, это тот самый шанс, который судьба наконец предоставила Всеволоду Грищенко. Чтобы воспользоваться подарком судьбы, ему придется повести себя немного некрасиво, скажем так, довольно цинично, но в мире медиа на такие нежности давно уже никто не обращает внимания. Решено, он сделает это. Только бы не сорвалось, не обломилось, не повернулась бы судьба снова обратной стороной Луны…

В течение нескольких дней он изучал на сайтах списки пропавших без вести и погибших россиян. Потом позвонил в редакцию журнала, название которого не мог произносить без придыхания, и попросил к телефону одного сотрудника. Ему довольно резко ответили, что названный господин в отпуске. Когда вернется? Неизвестно, когда вернется. А в чем дело?

Час пробил, понял Сева Грищенко. Он потратил ночь, отбирая лучшие из своих работ, то и дело заменяя одни на другие, размышляя и сомневаясь. А на следующий день с толстым пакетом под мышкой отправился в тот самый заповедный журнал. Уже начались праздники, но в периодических изданиях, он знал, народ работал без отдыха. Разве что отдельные, особо заслуженные и маститые авторы могли в напряженные праздничные дни позволить себе отпуск в Таиланде.

Многоэтажное стеклянное здание, в котором помещалась редакция знаменитого журнала, а также несколько других редакций, тоже по-своему знаменитых, производило впечатление неприступной крепости. Попасть в него можно было, только миновав будку-проходную в высоком заборе. Но и дверь в будку казалась запертой, хотя Сева не обнаружил никакой кнопки или звонка, с помощью которой можно вызвать охранника и попытаться убедить его поговорить с тобой хотя бы с глазу на глаз, а не через стенку.

К этим препятствиям Грищенко был готов, и они его не смутили. Он только посетовал, что пришел поздно, — с утра через проходную наверняка ходили люди, и можно было попасть внутрь вместе с ними, или хотя бы спросить, как попасть. Но кто же знает, когда начинается утро в таких эксклюзивных учреждениях.

Он еще раз обошел будку, вернее, зазаборную ее часть, не нашел даже окна, в которое можно было постучать, и на всякий случай толкнул дверь. Она скрипнула и нехотя открылась, пропустив не верящего своей удаче Всеволода в узкий коридор. Проходная была пуста, обычный для таких мест турникет отсутствовал, а за стеклом, где должны были восседать два-три строгих молодых человека в форме, было темно. Грищенко специально заглянул в окошко, опасаясь, что услышит вслед властный окрик, но ничего не разглядел, кроме густого слоя пыли.

Так же спокойно открылась и дверь из проходной наружу. Сева миновал чахлый дворик, втайне мечтая, что когда-нибудь будет небрежно проходить здесь каждый день, озабоченный серьезными рабочими проблемами, и вошел в стеклянное здание, уверенный, что настоящие трудности начнутся сейчас.

Ничего подобного! Пожилой толстячок, с увлечением читавший газету (не из тех, что издавалась в этих стенах, отметил Сева), окинул его беглым взглядом и спросил: «Вы в секретариат?»

— Нет, — ответил Сева и назвал издание вместе с именем человека, с которым собирался говорить.

— A-а. Второй этаж, по коридору направо, — приветливо сказал толстяк и снова уткнулся в статью о монетизации льгот для пенсионеров. Эта тема интересовала его сейчас больше всего на свете — и не только его.