– Она рано или поздно все равно это обнаружит.

– Я страшусь даже подумать об этом.

– Ты – страшишься?! Ты всегда умел управлять ею.

– Но я никогда ранее не ставил ее в известность о своей женитьбе.

Я взяла его под руку:

– Ты сможешь сделать это, Роберт. Всего лишь возьми на вооружение весь свой шарм, против которого не умеет устоять ни одна из нас.

Но, возможно, он не настолько хорошо понимал королеву, насколько это ему казалось.

Скрывать тайну моего нового брака от дочерей было невозможно.

Пенелопа была живой и любопытной девушкой, очень похожей на меня, в том числе и внешне, так что наша родственная связь была ясна с первого взгляда. Я не люблю ложной скромности, поэтому могу подтвердить мнение многих: мы были с нею в то время как две сестры.

Дороти была тише, скромнее, но тоже очень привлекательна. Они обе находились в том возрасте, когда живо интересует все происходящее вокруг, в особенности, когда это касается мужчины.

Граф Лейстер был частым гостем у нас; дочери видели скрытность его приходов и уходов – и их интриговала тайна.

Когда Пенелопа спросила меня, не роман ли у нас с графом Ленстером, я ответила ей всю правду, потому что, по моему мнению, это было наилучшим выходом из положения.

Девочки обе были и восхищены, и испуганы.

– Но он же – самый яркий мужчина при дворе! – закричала Пенелопа.

– И почему это должно препятствовать нашему браку?

– А я слышала, что тебе нет равных по красоте, мама, – сказала Дороти.

– Возможно, это говорят при тебе, зная, что ты моя дочь.

– Нет, нет. Это правда. Ты выглядишь так молодо, несмотря на то, что у тебя четверо детей. И, в конце концов, если уж ты немолода, то немолод и граф Лейстер.

Я расхохоталась и сказала:

– Я – не старуха, Дороти. Возраст определяется состоянием души, а моя так же молода, как и твоя. Я решила никогда не стареть.

– Я тоже буду такой, – заявила Пенелопа. – Но, пожалуйста, мама, расскажи нам о нашем отчиме.

– Что тут рассказывать. Он – самый яркий, самый интересный мужчина в мире, как вы знаете. Я задумала выйти за него замуж некоторое время ранее, а теперь я сделала это.

Дороти была несколько встревожена. Очевидно, слухи достигли и ушей девочек. Мне оставалось гадать, слышали ли они о скандале с Дуглас Шеффилд.

– Мы поженились на совершенно законных основаниях, – успокоила я их. – На церемонии присутствовал ваш дед. Это говорит само за себя.

Дороти успокоилась, и я привлекла ее к себе и поцеловала.

– Не бойтесь ничего. Все будет очень хорошо. Роберт много раз говорил мне о вас, он собирается удачно выдать вас замуж.

Они слушали, затаив дыхание, а я рассказывала им, что положение их отчима настолько высоко, что самые родовитые семейства страны сочтут за честь породниться с ним.

– А вы, дочери мои, теперь его семья, потому что он – ваш отчим. Вам предстоит интересная жизнь, вы еще только начинаете ее. Но запомните – пока наш брак должен держаться в тайне.

– Да, понимаю! – вскричала Пенелопа. – Королева любит его и не допустит, чтобы он женился на другой!

– Это верно, – подтвердила я. – Так что помните: никому ни слова.

Девочки охотно кивнули в ответ, довольные тем, что им доверяют взрослые тайны.

Я начала прикидывать, сможем ли мы осуществить брак между племянником Роберта Филипом Сидни и Пенелопой, который мы с Уолтером считали очень выгодным, и я уже собиралась обсудить этот вопрос с Робертом, когда мы получили от него послание, в котором он писал, что покидает двор и направляется в Уонстед. Он хотел, чтобы я немедленно присоединилась к нему.

Путешествие это занимало только шесть миль, и я выехала без промедления, удивляясь по пути, что заставило его столь срочно покинуть двор.

Когда я прибыла в Уонстед, он встретил меня в состоянии озлобления. Он рассказал, что, невзирая на его советы, королева все-таки подписала и вручила Симье требуемый паспорт.

– А это значит, что сюда прибудет д'Анжу, – сказал он.

– Но ведь она никогда не снисходила до того, чтобы взглянуть на кого-либо из своих претендентов, не считая Филипа Испанского, хотя тот и не упорствовал в своем предложении.

– Я не могу понять этого. Единственное, что я понимаю, это то, что она смеется надо мной. Я вновь и вновь повторял ей, что будет глупостью звать его в Англию. Когда она отошлет его ни с чем обратно, это вызовет возмущение во Франции. Пока она кокетничает на словах и в письмах – совсем иное дело, хотя и опасное, как я ей не раз говорил. Но привозить его сюда… это сумасшествие.

– А что могло заставить ее так поступить?

– Она, кажется, потеряла разум. Мысль о браке и раньше вызывала в ней такое же возбуждение, но она никогда не заходила так далеко.

Я знала, о чем думает Роберт, и опасалась, что он прав. Она любила его, и если вдруг до нее дойдет, что он женился, она впадет в страшную ярость. Тот ее выпад с унизившими Роберта словами, что она не опустится до замужества со слугой, которого она подняла до себя, мог быть отзвуком ее внутренних разногласий. Она желала Роберта всецело для себя. Сама она дала себе право флиртовать с другими, капризничать и шалить, но ему предназначалось знать, что все это несерьезно. Он у нее был единственный. И теперь Роберт догадывался, что ей стали известны слухи о нашем браке, поскольку утаивать их столь долго становилось трудно.

Роберт рассказал о том, что когда он услышал о подписанном ею паспорте, он пошел к ней. Неожиданно перед лицом некоторых своих приближенных она потребовала ответа, как я осмелился явиться к ней, не испросив прежде разрешения на это. Я напомнил ей, что всегда делал это, не опасаясь порицания. Она сказала мне, чтобы я был осторожнее. Она пребывала в странном настроении. Тогда я ответил, что желал бы покинуть двор, поскольку вижу, что королева желает этого. Она ответила, что если бы таково было бы ее желание, она бы, не сомневаясь, высказала его, но, поскольку я сам предложил это, она считает, что моя отставка – неплохая идея. Тогда я поклонился и собрался уходить, и вдруг она остановила меня вопросом, отчего я так бесцеремонно врываюсь в ее апартаменты. Я отвечал, что не желал бы отвечать в присутствии ее приближенных. Она удалила их.

И тогда я сказал:

– Мадам, будет большой ошибкой приглашать сюда француза.

– Отчего же?! – закричала она. – Не думаете же вы, что я выйду замуж, даже не увидя своего будущего мужа?

Я отвечал:

– Нет, Мадам, дело в том, что я очень надеюсь и молю вас не выходить замуж за иноземца.

Она рассмеялась и выпалила целый запас ругательств. Она сказала, что прекрасно изучила мои завышенные претензии, мои амбиции и намерения, что я позволил себе возомнить, будто наряду с милостью и добротой ко мне она поделится со мной и властью.