Я сдержался и сказал, что мало кто был бы таким дураком, чтобы ожидать, что она поделится с ним властью. Все, что мог бы желать любой ее подданный – это служить ей во всех ипостасях, а если это служение она почтет за милость перенести в интимные сферы, избранник должен быть счастлив этим.

Затем она обвинила меня в том, что я чиню препятствия Симье, который лично жаловался ей на мое недружелюбие. Она сказала, что я взял на себя лишнее, что у меня завышенное самомнение, что я думаю, будто она без меня не обойдется и что если она выйдет замуж, ее муж вряд ли потерпит столь заносчивого подданного при дворе. Вследствие чего я попросил у нее отставки.

Она закричала:

– Ступайте с Богом! Ступайте и не приходите более. В последнее время при дворе слишком тесно от славы и гордыни лорда Лейстера.

И вот я в Уонстеде.

– Как ты думаешь, она, действительно, выйдет замуж за француза?

– Не могу в это поверить. Это чудовищно. У нее не будет наследника, а какой прок от замужества в таком случае? Ему – двадцать три, а ей – сорок шесть. Это несерьезно.

– Клянусь, она понимает, что это ее последний шанс сыграть в любимую игру ухаживания за ней: вот и весь ответ.

Он покачал головой, а я продолжала:

– Возможно, именно сейчас наступил благоприятный момент, чтобы обнародовать наш брак. В конце концов, она отвергла тебя и разве не естественно при этом искать утешения на стороне?

– В ее теперешнем настроении это может сгубить нас. Нет, Леттис, Бог да поможет нам, нужно подождать.

Он был в таком озлоблении против королевы, что я решила не продолжать эту тему. Он говорил еще о том, что может означать для нас потеря королевских милостей, как будто мне нужно было объяснять это. Человек, который пользовался таким расположением королевы, неизбежно будет подвергаться злобе и нападкам, будучи в опале. Зависть – это доминирующее свойство человеческой натуры, и Двор Елизаветы не был исключением. Роберт был возвышен королевой до положения наиболее могущественного и богатого человека в стране. У него был великолепный дворец в Стрэнде, несравненный Кенилворт, Уонстед, земли в северных, южных и средних областях – и все это приносило богатые доходы. Когда кто-либо искал расположения королевы, он приходил к Лейстеру, потому что было известно, что королева не может отказать ему ни в чем, когда она в настроении; более того, она всегда жаждала показать, как любит и ценит его.

Но она была деспотом: ее сходство с отцом проявлялось во многом. Он так же часто царственно напоминал своим подданным:

– Я тебя поднял, я тебя и уничтожу!

Ее тщеславие было безмерно, и покушение на него непростимо.

Да, Роберт был прав, говоря, что с королевой нужно быть осторожными. Весь тот день и далеко за полночь мы толковали о нашем будущем; хотя Роберт и не верил, что королева выйдет замуж за д'Анжу даже, если он приедет в Англию, ему все равно было нелегко.

На следующий день пришел вызов от королевы: Роберту предписывалось явиться ко двору без промедления.

Мы обсудили этот поворот событий.

– Мне все это не нравится, – сказал Роберт. – Боюсь, когда я униженно и покорно явлюсь к ней, она не преминет показать мне, как сильно я от нее завишу. Я не поеду.

– Непослушание королеве?!

– Я использую тактику, которой она сама так успешно пользовалась в юности – притворюсь больным.

Так Роберт сделал вид, что готовится к отъезду, но перед самым отъездом пожаловался, что чувствует неодолимую боль в ногах и что они сильно опухли. Предписанием его докторов всегда в таких случаях было оставаться в постели; так он и сделал, однако послал к королеве с уведомлением, что получил предписание, но просит его извинить, поскольку он прикован болезнью к постели и не может в эти несколько недель предпринять путешествие из Уонстеда.

Пришлось оставаться и в самом деле в постели, ибо со стороны злопыхателей была опасность, что они донесут королеве совсем не те сведения. А какие могли быть у нас надежные друзья?

К счастью, я была в доме, когда вдали показалась кавалькада. Королевский штандарт реял в воздухе: я в ужасе поняла, что она на всех парах скачет к новоявленному инвалиду.

Оставалось время как раз только на то, чтобы убедиться, что из спальни убраны все предметы, которые могли бы изобличить присутствие женщины, и постараться самому «больному» принять возможно более болезненный вид.

Зазвучали трубы: королева прибыла в Уонстед.

Я услышала ее голос: она потребовала, чтобы ее незамедлительно провели к графу. Она желала убедиться в его состоянии, поскольку очень волновалась за него.

Я закрылась в одной из небольших комнат, откуда могла слышать, что происходит. Я волновалась, что будет значить в нашей жизни сей визит, и одновременно была очень зла: я, хозяйка дома, сидела взаперти и не могла появиться.

У меня было несколько доверенных слуг, и я послала одного из них за новостями.

По сведениям, королева была с графом, выражая большую печаль по поводу его болезни. Она не могла доверить никому ухаживать за ее дорогим другом. Она решила остаться в комнате больного и велела приготовить ей Королевский кабинет на случай, когда он ей понадобится.

Я была в отчаянии: так то не был краткий визит!

Какая странная ситуация: я, хозяйка, не имела права показаться в своем собственном доме.

Прислуга забегала. Я слышала, как королева кричала какие-то приказания. Полагаю, Роберту более не было необходимости изображать что-либо, так как он в самом деле сделался больным из-за волнения. Он не знал, что со мной и будет ли раскрыто мое присутствие в доме.

Я благодарила Бога за то, что Роберта так многие страшились, по крайней мере, они остерегались выдать королеве истинное положение дел. Так же, как королева могла сбросить его с пьедестала, так же и он мог свершить страшную месть над виновником.

Более того, у Роберта была зловещая репутация. Люди до сих пор помнили Эми Робсарт и скоропостижно скончавшихся графов Шеффилда и Эссекса. Я знала, что некоторые даже шептались о том, что врагам и недругам графа Лейстера лучше не обедать с ним за одним столом.

Оказалось, я не напрасно боялась предательства.

Но более всего меня в тот момент мучила проблема, небезопасно ли мне оставаться спрятавшейся в доме или лучше уехать. А если я уеду и буду замечена, то поднимется буря.

Я решила оставаться и молила Бога, чтобы визит Елизаветы оказался кратким. Теперь я часто смеюсь, вспоминая те времена, но тогда мне было не до смеха. Еду мне приносили, так как я не могла выйти. Моя преданная горничная постоянно подсматривала и подслушивала.

Елизавета оставалась в Уонстеде две ночи и два дня, и лишь когда из крошечного окошка верхней комнаты я увидела удаляющуюся кавалькаду, я решилась выйти.