Морские купания заслужили и монаршее одобрение. В 1804 году Кассандра и Генри, приехав в Уэймут, испытали горькое разочарование, узнав, что город только что покинуло королевское семейство. Фрэнсис Берни писала о необычайном патриотизме жителей Уэймута. Вот как они принимали Георга III: "Вообразите изумление Его Величества, когда он, впервые вздумав искупаться в здешних водах, едва лишь окунул в море свою царственную голову, как вдруг оркестр, который прятался в стоявшей поблизости купальной машине, грянул "Боже, храни Георга, короля нашего"".

Давно недомогавшая миссис Остин очень рассчитывала на пользу купаний. Но еще больше радовалась морю ее дочь Джейн. В 1803 году, во время пребывания в Рамсгейте, она снова встретилась с высокомерным романистом сэром Эджертоном Бриджесом, братом ее подруги мадам Лефрой. Он обнаружил, что в свои почти тридцать лет она выглядит необычайно хорошо: "прелестная и очаровательная, изящная и стройная, только щеки немного полноваты". Но он никогда "не подозревал в ней сочинительницу" — и не удосужился это выяснить.

Остины приехали в Рамсгейт в 1803 году, когда шла война. Разумеется, угроза неприятельского вторжения сильнее всего ощущалась на южном побережье. Фрэнку Остину поручили командование отрядом "морских стражей", добровольной дружины, которая должна была оборонять Кент. Он счел бойцов своего подразделения никудышными вояками: "невзрачные полуматросы-полусолдаты, не обладающие достоинствами ни матросов, ни солдат", — но все-таки приступил к разведке мест возможной высадки французов. Занятие было утомительным, но Фрэнк находил утешение в визитах родных, которые приезжали к нему в Рамсгейт. Кроме того, вскоре он познакомился с Мэри Гибсон, которая позже стала его женой.

На некоторых курортах переносные деревянные "купальные машины" спускали с берега в море, на других — ставили у кромки берега, чтобы их заливало приливной волной. Купальная машина представляла собой нечто вроде садового сарайчика на колесах. Иногда служители затаскивали ее в море, чтобы купальщик мог выпрыгнуть из нее прямо в воду. Процедура требовала немалого труда. По мере того как отдыхающие становились более спортивными и более привычными к плаванию, необходимость в купальных машинах уменьшалась, и они все отступали всё дальше на берег, к краю песчаной полосы, — как современные пляжные кабинки.

Служитель или служительница (их именовали "купателями" или "окунателями") помогали боязливым купальщикам и поддерживали тех, кто не умел плавать. В ту пору мало кто из британцев мог хотя бы держаться на воде, и положение стало меняться лишь в 1830-е, когда начали проводить состязания по плаванию. У принца Уэльского (будущего короля Георга IV) имелся свой любимый купатель — Джон Майлз из Брайтона по прозвищу Старый Куряка. Но наследник отказывался внимать его экспертному мнению. "Мистер принц, мистер принц, вернитесь!" — звал Старый Куряка, если Георг заплывал слишком далеко, а потом плыл за ним, "хватал его за ухо" и вытаскивал на берег. Вероятно, Джейн, как и большинство современников, плавать не умела: она упоминает об окунательнице по имени Молли; однажды она "так настаивала, чтобы я получила удовольствие", пишет Джейн, что слишком долго продержала ее в воде, заставив порядком продрогнуть.

Некая миссис Констанция Орлебар оставила нам описание своего первого в жизни морского заплыва — в купальнях Саутгемптона, наполнявшихся во время прилива. В подростковые годы Джейн тоже посещала Саутгемптон, и этот рассказ дает нам представление о том, как она перенесла первое знакомство с морем. Констанция облачилась в "зеленое фланелевое платье" и принадлежавшую ее невестке кожаную шапочку, "дабы волосы спереди оставались завитыми". Невестка вошла в воду первой — "с завидной отвагой, а дальнейшее сделало ее поведение решительно героическим". Констанция признается: когда пришел ее черед, ее "охватила паника", но она "взялась за руки миссис Тринг [своей окунательницы] и тотчас же бросилась в воду, испытав самые чудесные ощущения — но лишь на миг!". "Я поднялась над водою, — продолжает она, — едва не задохнувшись от нечаянно проглоченного ее количества, потому что я забыла закрыть рот. Как счастлива я была, вновь оказавшись на твердой суше!"

"Чудесные ощущения!" В "Эмме" море явно символизирует секс: именно здесь Фрэнк встречает свою возлюбленную Джейн Фэрфакс, и именно на морское побережье отправляются Эмма и мистер Кингсли, чтобы провести здесь медовый месяц. Для аристократок Георгианской эпохи ласкавшие тело морские волны явно служили источником физического удовольствия — чудесного и немного пугающего.

Для Джейн жизнь на морском курорте тоже оказалась связанной со страстью. Если верить свидетельствам, которые оставила нам Кассандра, великой любовью Джейн был вовсе не Том Лефрой, а некий загадочный джентльмен, которого она повстречала во время очередных летних каникул.

По словам Кассандры, на одном из приморских курортов они "свели знакомство с джентльменом, поражавшим окружающих своим обаянием, умом и манерами". Кассандра полагала, что он вполне достоин заслужить расположение и даже любовь ее сестры. Когда они расстались, он выразил намерение снова с ними увидеться, и Кассандра не питала никаких сомнений касательно его намерений. Вот вам и третий серьезный поклонник Джейн Остин! Вот вам и убежденная старая дева!

Рассказ Кассандры передан в изложении ее племянника Джеймса Эдварда Остина-Ли. Но более интересные воспоминания о тогдашних событиях оставила его сестра Каролина, которая очень точно воспроизводит живую речь их участников. "В Девоншире, — пишет Каролина, — они познакомились с одним очаровательным джентльменом — я никогда не слышала, чтобы тетя Касс. говорила о ком-нибудь с таким восхищением — она не сомневалась, что между ним и ее сестрой развивается взаимная привязанность".

Этого таинственного джентльмена называет по фамилии еще одна кузина сестер Остин — Кэтрин Хаббэк: "доктор Блэколл". По ее версии, с наступлением осени пара рассталась. Однако загадочный воздыхатель "стремился разузнать, где они собираются провести следующее лето, намекая, а быть может, и прямо говоря, что и он туда приедет… Он влюбился в тетушку Джейн". К тому же не было "никаких сомнений, что его чувства не остались бы без ответа".

Эти слова Кэтрин Хаббэк подтверждаются свидетельством Анны Лефрой, племянницы, которая могла похвастаться наибольшей близостью к своим тетушкам и, скорее всего, знала правду. "Даже тетя Кассандра считала, что он достоин ее сестры, — говорила Анна своей дочери. — Они расстались, уверенные, что он приедет в Стивентон".

Родственницы Джейн с жаром настаивают на существовании этого поклонника. "У меня нет сомнений, — продолжает Каролина, — что тетю Джейн любили несколько человек и что она сама была в высшей степени способна на проявление любовных чувств".

Увы, в описании дальнейших событий свидетели расходятся. Одни утверждают, что Джейн познакомилась с таинственным поклонником в 1801 году, другие — что это произошло шесть или даже восемь лет спустя. Кто-то вспоминает о нем как о "докторе" Блэколле, кто-то — как о "мистере Эдварде Блэколле". Или вот еще: "Если не ошибаюсь, было два брата", один из них — врач. Известно также, что с этим последним "тетя Кассандра повстречалась много лет спустя" и обнаружила, что он превратился в "обрюзгшего краснолицего господина средних лет".