В Хай-Грейндже Гримстер надиктовал майору Крэнстону отредактированный отчет о встрече и беседе с Гаррисоном, чтобы его отправили Коппельстоуну и сэру Джону. Но он ничего не сказал о полученном конверте. Скрыв информацию от Крэнстона, Гримстер понимал, что уже дал Гаррисону маленький повод для торжества, а может, позволил даже сделать шажок вперед.

Крэнстон заметил:

– Не исключено, что мисс Стивенс в опасности за пределами дома. Ее могут попытаться захватить. Не стоит поставить охрану на ночь?

– Только если сэр Джон будет настаивать. Я хочу, чтобы ей было весело и уютно. Если она встревожится, то может замкнуться. Лично я сомневаюсь, что они на что-нибудь решатся. Им надо, чтобы мы сначала сделали для них всю тяжелую работу.

– Вы уверены?

– Знали бы вы Гаррисона, как знаю я, и вы были бы уверены. – Гримстер улыбнулся. – Я у него прохожу как потенциальный перебежчик. Он подождет. И люди, которые стоят за ним, тоже будут ждать.

– Джонни, не стоит про себя такое говорить.

– Да? Бросьте! – Гримстер рассмеялся, видя смущение майора. – Вас наверняка предупреждали. Это ведь не секрет. Сэр Джон сказал мне прямо в лицо. Я просил разрешения на брак, после долгих проволочек в конце концов его получил, а потом Вальда попала в катастрофу. Вот и все. Они думают, что у меня пунктик, что я считаю аварию подстроенной.

– Это смешно. Вы не можете так думать.

– Я говорю, что они думают, будто я думаю. Но даже сейчас я не надежен на сто процентов. Вы это знаете, они знают, и я знаю. И Гаррисон знает – поэтому и наседает на меня. Потенциальные предатели – редкий товар.

Крэнстон, сунув палец под повязку, помассировал глаз и недоверчиво вздохнул:

– Джонни, это немыслимо. Даже в Департаменте, где все порой так запутано, есть кодекс. Наш кодекс. И нет места ни таким вещам, ни таким мыслям. Каждый время от времени проходит аттестацию и проверку, но это нормально.

– Разумеется. Я только разъяснил вам ситуацию. Сейчас против моей фамилии стоит знак вопроса. Что ж, я не злюсь. У многих стоят знаки вопроса. Как вы сказали, это часть кодекса.

Гримстер поднялся в свою комнату, упал в кресло и закурил сигару. Немного полежал, закрыв глаза; на тело медленно наваливалась усталость. Хотел он только одного – пусть будет несчастный случай. Рука Бога. И больше ничья.

Через несколько мгновений Гримстер выпрямился и взял со столика полученный конверт. Он знал: то, что внутри, не подделка. Между ним и Гаррисоном все было по-честному. Любовь, ненависть и суровое братство – с того момента, как они познакомились в детстве. Почему? Потому что с рождения обладали и знали, что обладают, роковым изъяном, который должен был навсегда отвратить их от довольства, тихого принятия банальности и безропотного законопослушания.

В конверте обнаружились ксерокопии каких-то документов и напечатанная Гаррисоном записка: «Об этом она тебе когда-нибудь рассказывала? Вы бы составили прекрасную пару – в профессиональном смысле».

Одним документом было брачное свидетельство из Хельсинки, подтверждающее брак Вальды Тринберг и какого-то Полса Сборденсы, армейского офицера (Вальда рассказывала Гримстеру об этом браке). Второй документ – Гримстер немедленно узнал форму и стиль – оказался докладом агента американского ЦРУ, где подробно описывались военный суд, приговор и казнь Полса Сборденсы за предательство интересов Финляндии в пользу двух других стран – Швеции и России (все это оказалось новостью для Гримстера, но не произвело впечатления; он только мельком отметил ловкость человека, работавшего на двух хозяев). Еще в одном документе – от другого агента ЦРУ – содержался отчет о неудачной попытке завербовать жену Сборденсы – она вернулась в Швецию, на родину, и взяла прежние гражданство и фамилию. В отчете указывалось, что Вальда не признала фактов деятельности мужа и обстоятельств смерти. Она считала, что муж случайно погиб во время маневров (так она всегда говорила Гримстеру, но он был готов без всяких эмоций принять, что к моменту их встречи ей стала известна правда). В отчете заключалось, что в настоящий момент ее ценность не столь высока, чтобы оправдать интенсивные методы вербовки. Последним документом была ксерокопия письма шведского правительственного департамента руководителю шведского турбюро с рекомендацией использовать Вальду в лондонском отделении (где и встретил ее Гримстер) и кратким описанием фактов смерти ее мужа.

Гримстер сел к столу и написал сэру Джону записку, приложив документы – кроме письма Гаррисона – и объяснив, что по личным причинам не сообщил о них в своем рапорте майору Крэнстону. Конверт отправится в Лондон с ежеутренней отправкой. Гаррисону следовало понимать, что такое незначительное открытие о Вальде не повлияет на Гримстера. Вальда была несчастлива в браке. Она не подозревала о настоящей работе Гримстера. Для нее он оставался удачно устроившимся служащим министерства обороны.

В записке Гримстер не стал спрашивать, знали ли в Департаменте о Вальде и ее муже. Он не хотел нагружать сэра Джона своими личными проблемами. Это открыло бы его слабость и угрожало бы нынешнему положению, которое он намеревался занимать, пока не получит доказательства. А Гаррисон никогда не сможет предоставить ему доказательства, потому что имеет дело с материальными носителями – документами и копиями писем. Правда о смерти Вальды не зафиксирована нигде. Она хранится в мозгу сэра Джона и, возможно, еще двух человек; мозги так просто не вскроешь.

Бросив письмо в почтовый ящик, Гримстер встретил в холле Лили, провел ее в маленький бар при столовой и заказал выпивку – сухой мартини с фаршированной оливкой. Лили была в хорошем настроении. Она съездила в Барнстейпл и привела в порядок волосы; она чувствовала себя как дома, ей было хорошо с этими людьми. Гримстер, отпуская шуточки и веселясь с Лили, знал, что пора браться за нее всерьез. Медовый месяц окончен. Он профессионал, выполняет работу, и его гордость и собственные таланты перевешивают любые личные чувства и проблемы. Лили Стивенс – загадка, которую требуется решить. В определенном смысле она все еще принадлежит Гарри Диллингу. Нужно забрать ее себе. Гримстер взглянул на Лили – бокал мартини она держала, оттопырив пальчик. Гарри не хотел стирать претенциозность – всегда останется эта внутренняя ухмылка, налет садизма, вызванного ошибками, которые он сам не захотел удалять из своего творения. Внезапно Гримстер почувствовал, что Гарри любил странности ради них самих. Билли Э. Ждать в машине у вокзала. Лондонская квартира. Гарри фокусник. Если прятать что-то действительно важное, то не там, где принято прятать. Какая-то важная часть загадки, которую Гарри предложил Департаменту, наверняка укрыта внутри Лили, в этом манящем теле, за чуть тронутым косметикой лицом, в этом ленивом, спокойном и мечтательном мозгу.

На следующее утро Гримстер встал рано. Продолжало накрапывать. Надев дождевик, Гримстер прошел от машины по лесу и увидел, что Скальный пруд поднялся, залив кофейной водой луг на дальнем берегу. Теперь вброд устье пруда не перейдешь даже в болотных сапогах по грудь. Река вырывалась из пруда шумным водопадом, над ревом воды едва слышался перестук крупных булыжников и камней, сдвинутых силой потока. Гримстер двинулся через лес влево – эту часть реки называли «Докторская стремнина», здесь валом шел лосось, поднимаясь против течения. Если дождь сегодня прекратится, то завтра, когда река начнет спадать, очень стоит пойти на рыбалку.