Трое чинабов встали, но не на ноги, а на колени. Только теперь Эрвин увидел, что их восторженные взгляды устремлены не на него, а на кикимору.

– О божественное дитя лесов! – снова возгласили они. – Не угодно ли твоей почтить присутствием наше скромное селение?

– Моя пойдет с вашей, – милостиво согласилась кикимора. – Ведите мою туда.

Поскольку передвигаться на коленях было неудобно, дикари поднялись и пошли к селению, все время оглядываясь на Дику. Казалось, была бы возможность – и они пошли бы спинами вперед, только бы иметь кикимору перед глазами.

– Эрвин, твоя иди за ихней, – сказала ему Дика. – Нашу зовут в гости.

Оторопевший Эрвин последовал за ними.

– Дика, откуда ты знаешь язык чинабов? – шепнул он ей, пока они шли за дикарями в поселок.

– Это чинабы знают язык Дики, – ответила та.

Он догадался, что раса чинабов родственна кикиморам. Большеротая и остроухая, с огромными оранжевыми глазами, Дика должна была казаться им ослепительной красавицей, чем-то вроде маленькой феи, выехавшей из глубины болот на прирученном чудовище.

Вскоре впереди показалось селение чинабов. Эрвин понял, что именно на этот поселок указывала его внутренняя стрелка. Здесь стояло несколько десятков тростниковых хижин, беспорядочно разбросанных по островку суши посреди болота. Правда, сушей это можно было назвать только условно. Воздух был влажным, как и все на болоте, протоптанные между хижинами тропинки были по щиколотку заполнены водой.

Чинабы ходили босиком, у них были длинные ступни с перепончатыми пальцами, похожие на лягушачьи. Эрвин шел по болоту обутым, чтобы не наколоть ногу, – кроме того, в болотной воде нередко встречались пиявки. Его новые ботинки раскисли, из шнуровки на каждом шагу вырывались фонтанчики коричневой воды, но это было все-таки лучше, чем раненые или искусанные пиявками ноги. Он увидел, как один из дикарей на ходу оторвал с себя пиявку и отправил ее в рот.

Несмотря на поздний вечер, селение было оживленным. Дикари издали заметили необычных посетителей и побежали навстречу. Вскоре Эрвина с кикиморой на плече окружила толпа чинабов. Все они смотрели на Дику. На Эрвина обращали внимания не больше, чем того заслуживало транспортное средство чинабской феи. Он разглядел их зеленоватые глаза с вертикальными зрачками и понял, что чинабы ведут ночной образ жизни, как и его маленькая подружка.

Их привели к хижине, претендовавшей, по местным понятиям, на роскошь. Она была самой большой в селении, ее тростниковые стены красиво переплетались с ивовыми прутьями, по ним тянулись ползучие болотные лианы, укреплявшие и украшавшие строение. Перед хижиной была вытоптана просторная площадка, в центре которой была вкопана коряга, отдаленно напоминающая остроухую чинабскую голову. Видимо, эта коряга считалась изображением местного божка.

Один из сопровождающих просунул голову под тростниковый полог и заговорил с кем-то внутри хижины. Затем он попятился, и из-за полога появился крупный чинаб. Его важный вид и уверенная поступь сообщили бы, что это вожак племени, даже если бы он не вышел из самой шикарной в селении хижины.

Взгляд вожака устремился на восседавшую на плече Эрвина Дику.

– О божественное дитя лесов! – Он не упал перед кикиморой ниц, но поклонился ей до самой земли. – Благодарю твою, что твоя явила нашей твою красоту и осчастливила нашу. Мой народ сложит о твоей песни. Позволь узнать моей, как твою зовут?

– Мою зовут – Дикая Охотница На Крыс, Великая Путешественница По Теплым И Холодным Землям, – без запинки отбарабанила кикимора, справедливо посчитав, что человеческое имя здесь неуместно.

Вожак снова благоговейно поклонился ей. Похоже, имя кикиморы произвело на него сильное впечатление.

– Мою зовут – Могучий Победитель Шышлопа, Носитель Трезубого Копья, – представился он. – Твоя позволит нашей устроить праздник в твою честь?

– Моя позволит, – благосклонно ответила Дика. Повелительный взгляд вожака окинул столпившихся вокруг чинабов.

– Ваша делай праздник, – распорядился вожак. – Твоя пойдет в мою хижину? – предложил он кикиморе, откидывая полог.

– Моя пойдет, – приняв его приглашение, Дика обратилась к Эрвину:

– Твоя иди туда.

Эрвин пригнулся и вошел в хижину вслед за вожаком. Здесь, как и везде, было сыро, постланные вдоль стен циновки были пропитаны водой, с потолка изредка падали крупные капли. У дальней стены на циновке сидела жена вожака с грудным младенцем на руках. Второй ребенок, постарше, развлекался тем, что с гуканьем стучал веткой по циновке, наблюдая за разлетающимися брызгами. Вожак прогнал его из хижины, сам уселся на циновку у боковой стены, скрестив перед собой ноги, и указал Эрвину на циновку напротив. Тот присел на мокрый край тростниковой подстилки. Его штаны так промокли, пока он шел по болоту, что ему было уже все равно.

– Позволь спросить твою, прекрасное дитя, как выглядит твой лес? – начал вожак светскую беседу с божественной гостьей.

Кикимора описала ему лес. Затем она поведала ему, по каким местам путешествовала, рассказала о больших человеческих городах, о глубоких каньонах и холодном нагорье. Предводитель чинабов восхищенно выслушал ее и поблагодарил, что она преодолела такие трудности, чтобы навестить его племя.

В дверь просунулась остроухая голова и сообщила, что праздник подготовлен.

– Чем кормить твоего большого? – осведомился вожак у кикиморы.

Эрвин вспомнил, что на языке низкорослых чинабов все нечинабские расы называются “большими”.

– Его сама скажет, – ответила Дика.

Дикарь счел совершенно естественным, что божественное дитя лесов владеет говорящим большим. Он предложил кикиморе место на голове идола, пока ее большого покормят. Дика уселась туда, и праздник начался.

Чинабы не знали огня. Они понятия не имели о железе. И огонь, и железо были бесполезны в такой сырости. Заготовки впрок тоже были незнакомы чинабам, так как здесь было невозможно просушить что-либо для длительного хранения. Незамерзающие болота всегда снабжали своих обитателей едой – только нагнись и собирай. Ремесла этих дикарей сводились к строительству хижин и сооружению долбленых лодок, плетению тростниковой одежды, рыбьих верш, циновок, мешков и корзин. Их орудия труда были деревянными или костяными, так же, как и их оружие. Каменный наконечник был здесь ценностью, потому что за камнями нужно было отправляться к нагорью. Трезубец вожака имел целых три каменных наконечника и считался могучим оружием.

На пир была принесена вся еда, собранная накануне и оставшаяся у дикарей в хижинах. Эрвин отказался от пиявок и ободранных от шкурки лягушек, зато обнаружил в куче травяной снеди клубеньки, которые оказались съедобными и даже вкусными. Дика, напротив, воздала должное лягушкам и сырой рыбе. Когда все было съедено, под корягой расселись музыканты с тростниковыми дудками, а с ними барабанщик, оказавшийся также местным бардом. Он забил в барабан и затянул длиннейшую песню без рифмы и стихотворного размера – просто повествование нараспев, в котором превозносилась красота, храбрость и волшебная сила кикиморы, подчинившей и научившей говорить большого, на котором она явилась в племя.