и затем составил свой доклад, сводящий всю работу ревизии на нет. Ревизионная комиссия провалилась до смешного, и все их обследование было свалено в архив как совершенно непроизводительная работа.

В конце ноября 1927 года я был в отпуске, и мы с женой поехали в Гагры, где прожили около месяца. Гагры – прекрасное место, но туда не следует ездить зимой; почти все время нашего пребывания был легкий мороз с дождем и снегом. В номере временной гостиницы было холодно, несмотря на устроенное паровое отопление, и жена часто не вставала с теплой постели целый день.

Весной 1928 года мы, наконец, бросили нашу квартиру в Денисовском переулке и переехали в новый кооперативный дом в Брюсовском переулке, недалеко от угла Тверской улицы. Когда я вступил в кооперативное товарищество, то мне было поставлено условие оплатить нашу квартиру в размере пятидесяти процентов ее стоимости, что составляло сумму в двенадцать с половиной тысяч рублей. Я выразил согласие на это условие, еще не зная, откуда достать такие большие деньги, однако рассчитывал, что обстоятельства выведут меня из затруднительного положения. И действительно, в это время я получил несколько заказов на составление проектов, которые шли один за другим. Первым заказом был проект вокзала в Сочи, затем – проект на новое здание Ленинской библиотеки, проект химической лаборатории при Московском университете и, наконец, интересный проект на постройку вокзала в Киеве. Эти работы вместе с небольшими сбережениями, которые удалось сделать из получаемого мною жалования, дали мне возможность не только полностью внести всю сумму за новую квартиру, но и произвести значительные расходы на отделку квартиры, которая оказалась настолько хорошей, что, по выражению жены, она никогда и не мечтала иметь что-нибудь лучшее. Квартира наша – в четыре комнаты, расположенные в первом этаже, с тремя комнатами на солнечную сторону, имеет небольшую террасу, выходящую в сад. Трудно себе представить, что мы живем при таких хороших условиях в самом центре города.

С уходом из Наркомпочтеля И. Н. Смирнова учреждение как бы потеряло своего настоящего хозяина, и чувствовался постепенный развал и упадок дисциплины. Комитет наш постепенно распался, и из прежних участников оставалось не более четырех человек. Вновь же поступившие люди были не в курсе дела и не только не приносили пользы, но и усложняли работу разными претензиями по оборудованию залов телеграфа. Персонал нашей строительной конторы постепенно сокращался и перешел частично к деятельности по расчетам конструкций нового здания почтамта в Харькове. Несмотря на мои усиленные старания, никто из участников постройки здания телеграфа никакой награды и благодарности не получил, что, конечно, следует объяснить только уходом И. Н. Смирнова и отсутствием после него лица, которое бы настоящим образом могло оценить труды нашего строительного коллектива. Лично я получил большое удовлетворение от строительного комитета: на гранитном цоколе переднего фасада по Тверской вырублена надпись: «Сооружено по проекту и под руководством инженера Ивана Ивановича Рерберг [80]».

Я уже упоминал, что мы занялись разработкой нового проекта здания почтамта в Харькове. Хотя я и не принимал участия в конкурсе на проект этого здания, и к исполнению был принят проект молодого автора, студента Мордвинова, Коллегия Наркомпочтеля просила меня взять это дело в свои руки и организовать строительство в Харькове. Постройка по чужому проекту и вне Москвы мне не очень улыбалась, но я не нашел возможным отказаться, рассчитывая, что мои отношения с Наркомпочтелем более прочные, чем это оказалось на деле впоследствии. Я привлек к делу инженеров Гунгера и Казакова, одного из моих сотрудников по постройке телеграфа, и почти два года ездил по три и четыре раза в месяц в Харьков. В начале постройки мне пришлось вести значительную борьбу с харьковскими инженерными силами как при утверждении проекта, так и при самой организации дела, но в результате мне удалось отстоять полную самостоятельность и избавиться от вмешательства местного элемента. Наибольшие споры возникли по поводу моего решения основать здание на деревянных сваях, и полемика проникла даже в местные газеты. Однако я был уверен в правильности решения вопроса, при наличии обильных и постоянных грунтовых вод мы сохраняли бы сотни тысяч рублей и, по крайней мере, – год времени, отказавшись от сложного бетонного основания и от железобетонных свай. На следующий год при постройке дома против нашего здания почтамта харьковские инженеры применили тот же метод деревянных свай. В первый год постройки наши поездки в Харьков были обставлены вполне удовлетворительно: номер в гостинице и обед в ресторане были всегда обеспечены, но на второй год эти поездки были очень тягостны; в ожидании свободного номера приходилось сидеть в вестибюле, с закрытием частных кафе и ресторанов обедать можно было только на вокзале, и то с большой затратой времени.

Одновременно с харьковской постройкой я получил предложение принять на себя дело предполагаемой грандиозной постройки целого учебного городка Высшего технического училища на участке бывшей Анненгофской рощи в Лефортове. По предварительным соображениям стоимость этого городка определялась в тридцать миллионов рублей, но, проштудировав программу, выполненную профессорами училища, я составил примерную смету, доходившую до шестидесяти миллионов. Очевидно, такие большие расходы и положение дела со строительными материалами заставили правительство приостановить это грандиозное строительство и ограничиться только постройкой нескольких зданий общежитий студентов, так как большой наплыв учащейся молодежи чрезвычайно обострил жилищный кризис. Я проработал в Техническом училище всего несколько месяцев, и моя деятельность ограничилась составлением нескольких проектов и надзором за постройкой зданий общежитий.

Наибольшие споры возникли по поводу моего решения основать здание на деревянных сваях, и полемика проникла даже в местные газеты.

Я старался скорее сдать работы Технического училища не только потому, что они утратили всякий интерес, но и потому, что меня уже звали на новое дело – постройку военной школы имени ВЦИК в Кремле. Постройка эта была поручена Военно-строительному управлению, и из него было выделено Особое управление, его начальником был назначен военный инженер И. С. Павлов. И. С. был совершенно молодым инженером и звал меня помочь им в этом крупном деле, которое еще только развивалось. Программа постройки была выработана, и первый проект заказан архитектору И. В. Жолтовскому, который представил эскиз здания с фасадом, близким к итальянскому зданию дворца Дожей. Далее проекты были заказаны военному инженеру Анышкову, профессору Военной инженерной академии в Ленинграде, представившему проект в дорическом стиле, и четырем московским архитектурным обществам, от которых были получены проекты в новом стиле. Уже позднее работал над проектом архитектор Щуко, но его фасад из цветного кирпича не имел успеха.

Я поступил на службу в Военно-строительное управление и работал