работа для меня важнее, чем он сам; я обвиняла его в том, что он хочет, чтобы у меня ничего не вышло. Мы оба были так заняты, что почти не виделись, а когда виделись, то ссорились. Но я любила его и думала, что все трудности пройдут, когда я открою фирму и мы поженимся.

В пределах слышимости не было никого, кроме Ксавьера, но это не помешало красному, зудящему смущению поползти по моей коже. Я была такой идиоткой. Я должна была знать, что если Бентли так не поддерживал меня в начале моей карьеры, то его недовольство будет только расти по мере того, как я буду добиваться успеха.

— Через несколько месяцев после того, как он сделал мне предложение, я прилетела в Лондон по работе. Конечно, мы поссорились из-за этого, так как это было на праздники, но это был кризис, связанный с моим самым крупным на тот момент клиентом. Я разрешила его быстрее, чем ожидалось, и вернулась домой раньше. Когда я вошла в нашу квартиру, то обнаружила, что он занимается сексом в гостиной с моей сестрой. В канун Нового года.

Эта сцена отпечаталась в моем мозгу, как бы я ни старалась ее стереть. Она склонилась над диваном, который выбрала я, он позади нее, их стоны и вздохи, пока я в оцепенении стояла, пытаясь осознать, что, черт возьми, происходит. Они были так увлечены друг другом, что заметили меня только после того, как кончили.

Новая волна унижения захлестнула меня. Когда тебе изменяют — это одно. Но когда тебе изменяют жених и сестра — это уже новый уровень предательства.

Хотя мы с Джорджией не были близки, я не ожидала, что она окажется настолько бессердечной. Она даже не извинилась.

— Господи. — Ксавьер выпустил череду испанских ругательств. — Мне так жаль, Луна.

— Все в порядке. Это был важный урок, — резко сказала я. Не доверяй людям и не подпускай их к себе. Я не могла пострадать, если мне было все равно. Они почти не раскаивались. — Я выгнала Джорджию, но не раньше, чем она обвинила меня в том, что я слишком много работала, и поэтому он сбился с пути. После ее ухода мы с Бентли сильно поссорились, и он… — мои костяшки пальцев побелели на краю стула. — Он сказал, что я слишком фригидна. Что я всегда была ледяной королевой и что я стала еще хуже после того, как открыла свою PR-компанию. Он сказал, что я не могу винить его за то, что он переспал с Джорджией, когда она была такой страстной, а я даже не могла проявить должных эмоций. Не стоит и говорить, что в тот вечер мы расстались. Через неделю они с Джорджией начали официально встречаться.

Если бы ты не была все время такой ледяной королевой, возможно, я бы не стал искать в другом месте.

Мое горло и нос горели.

— Самое ужасное, что мой отец встал на сторону Джорджии. Его драгоценная идеальная дочь никак не могла поступить так без веских причин. Он обвинил меня по тем же причинам, что и они, а когда я отказалась смириться с этим, поставил ультиматум. Смирись с этим или уходи. И я ушла.

Рассказывая эту историю вслух, я чувствовала жжение свежих ран, но по мере того, как мои слова растворялись в стерильном воздухе, первоначальная боль постепенно превращалась в терапевтическое онемение.

Заперев эти воспоминания, я дала им силу. Они гноились годами, отращивая рога и когти и превращаясь в кошмар, от которого я постоянно бежала, независимо от того, знала я это или нет. Поделившись ими вслух, я лишила их этой силы.

Они были всего лишь маленьким человеком за большим занавесом, пытавшимся убедить меня, что могут причинить мне вред.

Не могут.

Я не виновата в том, что Джорджия была ужасной сестрой, или в том, что Бентли был неуверенным в себе изменяющим ублюдком. Не моя вина и в том, что мой отец был слишком ослеплен своими предубеждениями, чтобы увидеть то, что было прямо перед ним. Это им должно быть стыдно, а не мне.

— Слоан. Послушай меня. — Ксавьер схватил меня за плечи и повернул к себе. В его глазах сверкал гнев. — Ты, черт возьми, не фригидная. Ты один из самых целеустремленных и страстных людей, которых я знаю, даже если у тебя это проявляется не так, как у других. Ты создала одну из лучших PR-фирм в мире за последние пять лет. Думаешь, кто-то без страсти способен на такое? И даже если ты была, цитирую, «ледяной» со своим бывшим мудаком — он это заслужил. Если он не ценит тебя такой, какая ты есть, то он, черт возьми, не заслуживает твоего времени и энергии.

Его выражение лица было свирепым, а прикосновение словно пыталось впечатать его убеждения в мою душу.

Это произошло так внезапно, что мои ноги бы подкосились, если бы я стояла на них.

В животе у меня забурлило, а затем появилось головокружительное, дезориентирующее, почти приятное ощущение того, что я схожу с ума. Я словно превратилась в маленькие пузырьки шампанского, и просто плыла за его словами, что было удивительно после такого дерьмового дня.

Ксавьер Кастильо. Только ты.

— Ты должен быть мотивационным тренером, — я улыбнулась. — Ты был бы лучшим в своем деле.

— Я запомню. — В кои-то веки он не сдержал улыбку. — Скажи мне, что ты понимаешь, Луна. Ни в чем из того, что случилось, ты не виновата. К черту Бентли, к черту Джорджию и к черту твою семью, — он сделал паузу. — Кроме Пен.

Я снова рассмеялась, утирая слезы.

— Я понимаю.

Действительно понимаю.

Я пришла к тому же выводу за несколько секунд до речи Ксавьера, но думать об этом и слышать, как кто-то другой подтверждает это, — две разные вещи.

Груз свалился с моих плеч, и впервые за много лет мне стало легче дышать.

Встреча с семьей началась как катастрофа, а закончилась как терапия. Вот это да. Ничто в моей жизни не работало так, как должно было, с тех пор как в нее вошел Ксавьер. Но я не жаловалась.

— Хорошо, — он убрал