Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В шесть часов вечера, за два часа до окончания их дежурства, начинался отборочный матч сборных России и Германии. Билеты были проданы еще за месяц до игры, так что стадион будет забит до отказа. Кроме того, ожидалось, что матч посетят президент России и канцлер Германии Ангела Меркель, гостившая в Москве с неофициальным визитом. В этом, конечно, уверенности не было, потому что первые лица в целях безопасности могут всегда изменить свои планы. Но, зная о важности матча, можно было надеяться, что оба «старых друга» посчитают необходимым посетить стадион.
Когда Рината попросили открыть его шкафчик, он спокойно открыл и распахнул дверцу шире: смотрите. Скрывать ему было нечего. Одежда, сменная обувь, мыло, полотенце, прочая безобидная мелочь. Туда лишь только заглянул один из досматривающих и тут же махнул рукой:
— Закрывайте.
Ринат закрыл и вернулся на свое место, в дежурку, где на десяти мониторах продолжал вместе с напарниками наблюдать за действиями фээсбэшников.
— Во роют, — не то с восхищением, не то со злостью высказался Вася Буханкин, — ну точно как моя такса в лисьей норе!
Вася был охотником, судя по рассказам, бывалым, и его сравнению можно было верить.
— Хоть бы сказали, что ищут, — хмыкнул Витя Храпин, суровый крупный мужчина. — Мы бы им помогли.
— Да ничего они не ищут, — ответил Вася. — Показуха очередная. Просто папа вечером приедет, вот они и мечутся, чтобы отчитаться перед начальством.
— Может, и не приедет, — заметил Витя.
— Приедет, куда он денется, — возразил Вася. — Надо ж подругу немецкую поразвлечь.
— Развлечет, если наши немцам вставят, — сказал еще один охранник, Юра Хомяков, юркий пожилой отставник.
— Наши — немцам? — удивился Вася. — Да ты что, Юрок! Когда такое было?
— В сорок пятом, — ухмыльнулся Хомяков. — Забыл?
Все рассмеялись.
— Ну, разве что в сорок пятом… — сдался Буханкин.
Ринат, посмеявшись вместе со всеми, поднялся и двинулся на обход территории.
Хотя, с учетом количества проверяющих, в этом сегодня не было нужды. Всех, кто мог вызвать малейшее подозрение, немедленно останавливали, проверяли документы и, если с ними было что-то не так, тащили в черный микроавтобус, стоявший недалеко от черного выхода.
— Отдыхал бы, — заметил Ринату Вася. — Чего зря таскаться? Без нас полно работников.
— Пройдусь, — отозвался Ринат. — Засиделся за день.
— Ну, разве что пройдись…
Ринат двинулся по коридору, равнодушно посматривая на шмыгавших во все стороны федералов. Бейджик на форменной куртке, удостоверение в кармане и спокойное выражение лица позволяли ему передвигаться без малейшего волнения по всему периметру обширного хозяйства «Лужников».
Его даже не останавливали. За день проверяющие запомнили всю смену охранников, и некоторые из спецагентов дружелюбно кивали Ринату как человеку, с которым они делят сегодняшние хлопоты.
Неспешно обойдя нижние помещения, Ринат на минуту задержался у одного из выходов на стадион. Здесь он проверил пожарный щит, особое внимание уделив огнетушителю. Наверное, за день этот пожарный щит проверили раз пять. Но ничего подозрительного, ясное дело, не нашли. Оно и понятно. Этот щит, как и все другие щиты на стадионе, содержался в образцовом порядке. И огнетушитель на нем был совсем новый. Вот только начинка его несколько отличалась от начинок других огнетушителей, но никто, кроме Рината Нурышева, об этом, слава Аллаху, не знал и знать не мог.
Уже давно, потихоньку, из смены в смену, он стравил всю пену в унитаз, так что в конце концов огнетушитель совсем опустел. А на прошлой смене он вложил в него баллон, обмотанный полиэтиленовыми пакетами. Баллон вошел точно по размеру, а пакеты сыграли роль уплотнителя, начисто устранив всякий шум при переносе или встряске.
Конечно, был риск, что огнетушители начнут проверять на пригодность к работе и, обнаружив, что один из них неисправен, заменят новым. Но так могло быть в какой-нибудь Германии, например. Наши же до такой степени себя не утруждали. Убедились, что пломбы целы (об этом Ринат тоже позаботился), подкинули на руках и поставили на место.
В начале седьмого Бурый почувствовал себя лучше. Он поднялся с кушетки, начал медленно ходить взад-вперед.
Алиса, на всякий случай дежурившая возле него, молча смотрела по телевизору какой-то скучнейший сериал. Калмык ушел на перевязку, Борман, кажется, на очередной перекус — Бурый не вникал, погруженный в свое сложное состояние. Его напичкали разными препаратами, от которых он впадал то в сон, то в забытье и от которых только сейчас начал понемногу приходить в чувство.
— Какие новости? — спросил он у вошедшего Бормана.
— Да никаких, командир, — отозвался тот. — Глухо, как в танке.
— Как в затонувшем танке, — поправила Алиса.
— Точно, — согласился Борман.
Он с сомнением посмотрел на Бурого, но ничего не сказал. От того, однако, не укрылся взгляд товарища.
— Что? — спросил.
— Да ничего… — отвернулся было Борман.
— Давай говори! — потребовал Бурый. — И нечего надо мной трястись, я не китайская ваза.
— Там это, — сказал Борман неохотно, — я с Плетневым сейчас поговорил…
— И что? — спросил Бурый.
Алиса тоже заинтересованно и с предчувствием недоброго смотрела на Бормана.
— Говорит, в штабе сомневаются.
— В чем сомневаются? — спросил Калмык, входя в комнату.
Борман покосился на него:
— В том, что вирус в Москве. И вообще, в том, что есть некий Мурад.
— Как это — «некий»! — возмутился Калмык. — Да я его как тебя видел.
— А ты пойди полковнику Семагину об этом скажи! — огрызнулся Борман. — Он там больше всех гонит, что мы чуть ли не все придумали.
— Семагин? — усмехнулся Бурый. — Ну, этот может.
— То есть почему это может? — еще громче закричал Калмык. — По какому праву? Мы что, сами с тобой себя ранили, Бурый? А боевики, которых мы в плен взяли?
Он посмотрел на Глеба, ища у него поддержки, но тот лишь болезненно поморщился.
— Все это так, Артур, — сказал он. — Но фактов нет, вот что главное.
— Как это нет! — возмутилась теперь уже Алиса. — А баллон с вирусом, а звонок в Москву…
— Это все мелочи, — прервал ее Бурый. — Ты сама это знаешь. Ничего существенного мы им не предоставили.
— Хорошо, — сказал Борман, — нам что теперь, самим себе не верить?
Глеб бросил на него взгляд.
— Самим себе? — переспросил он. — Нет, самим себе мы верить как раз можем. Но и только.