Возвращались они вместе, больше не произнеся ни слова. Ей это нравилось в Мильвио. Он мог молчать часами, не лезть к ней в душу, лишь наблюдать за ней, да и то ненавязчиво. Не вызывая раздражения, в отличие от Тэо. Впрочем, Лавиани признавала, что ее раздражают отнюдь не взгляды, а природа той силы, что живет в Пружине. Силы, которая противна ее таланту.

Шерон и Тэо они нашли в маленьком лагере, возле уже потушенного огня, с собранными вещами. Те беседовали о природе магии, что, на их взгляд, была у великих волшебников.

– У каждого свои особенности, – услышала Лавиани красивый голос акробата. – Арила могла управлять пчелами, Войс – ветром, Лавьенда отлично ладила с водой, Гвинт – с животными.

– А Тион? – полюбопытствовала Шерон. – Насколько я помню, он был лучшим в азартных играх.

– Вряд ли это связано с магией. – Тэо кивнул подошедшим спутникам. – Действительно, говорят, что Тион был способен обыграть в карты или кости даже шаутта, несмотря на коварство этого племени. И у него был волшебный веер.

– Веер создал для него Войс, – не согласилась указывающая. – В этом нет заслуги Тиона.

– Про это я не слышала, – сказала Лавиани. – Тот самый веер, что помогал ему в сражениях с шауттами, создал мальчишка?

– Войс любил ветер, а ветер любил этого ученика Скованного. Во время Войны Гнева Войс направил ветер, призванный с помощью магии той стороны, на армии Алагории, выступившие в союзе с противником.

– И что случилось? – полюбопытствовала сойка.

– Ничего хорошего, – мрачно ответила Шерон. – Черный вихрь снял плоть с их черепов, выел глаза.

– Неплохое оружие.

– Плохое, – не согласился Мильвио. – Это как меч, который тебе не подчиняется. Потому что Войс потерял над ним контроль. Магический ветер не исчез, а пронесся по миру и теперь все еще среди нас.

– Ты о Северном и Южном смерче? – догадалась Лавиани. – Разве они не последствия Катаклизма?

– Кто-то говорит так, кто-то иначе. Все зависит от того, какую историческую книгу ты прочитал раньше.

Они вышли на лесную тропу, миновали несколько залитых солнцем прогалин, приветствуя новый день, обещавший быть чудесным.

– И где правда?

– Правда? Правда, сиора, вещь довольно хрупкая. Стоит ее чуть исказить и чуть переврать, и нам, потомкам, остаются лишь размышления да теории о прошлом. Понимай ее как хочешь.

– Ты уверен, что жизнь бродяги и фехтовальщика это твое, Фламинго? В Каренском университете всегда нужны ученые мужи, говорящие загадочными фразами, которые не объясняют ничего, но показывают профанам, как умны их учителя.

– Я очень удивлюсь, если ты была в Каренском университете.

– Была, – с вызовом ответила сойка, вспоминая свои двадцать пять лет и ту безумную ночь с беготней по скользким во время дождя крышам главного корпуса.

Шерон даже остановилась и заглянула ей в глаза:

– Только не говори, что сойки проходят обучение в лучшем учебном заведении нашего мира.

– Не скажу. Хотя такой соблазн был, не скрою. Ты так доверчива, что порой очень хочется пошутить. Я была там по делам.

Все тактично не стали задавать вопросы, какие дела могли быть у убийцы Ночного Клана. Совершенно очевидно, что приезжала она туда не для того, чтобы приобщиться к рукописям, хранящимся в Подземной библиотеке еще со времен Эпохи Процветания.

– Говорят, Каренский университет невообразимо красив, – мечтательно протянула указывающая. – Что башни его алые, как кровь, а воздушные фонтаны точно перекинутая по небу радуга.

– Есть такое. Целый прекрасный мир для богатых оболтусов, которым седовласые старцы пытаются впихнуть замшелые знания.

– Ты не права. – Тэо поднял лежавшую на дороге улитку и положил ее на обочину, чтобы никто не раздавил. – В Каренский университет берут не только тех, кто имеет деньги или знатное происхождение. Там учатся разные люди, в том числе и из простонародья. Если у человека есть способности, то родословная ничего не значит.

– Может быть, и так. Но я встречала одних лишь богатых оболтусов, – упрямо заявила Лавиани. – А если бы жила тысячу лет назад, увидела бы и волшебников. Их вроде там же учили до Талориса. Дрессировали все их: таланты, способности и повеление ветрами, которые теперь убивают людей, стоит лишь зазеваться. Ведь не только же в Смерчах такая опасность. Иногда из этих земель вырываются простые вихри – и гуляют по долинам и горам.

– Довольно редкое явление, – отмахнулся Тэо. – Проще умереть от того, что хрюль упадет на тебя с неба, чем встретить Бродягу[17].

– Вот только не надо мне о редких явлениях, – попросила сойка. – Встретить человека с меткой той стороны – тоже редкое явление. Представляешь, как нам всем повезло?

Тэо ухмыльнулся, признавая ее правоту.

– И как от него спастись? – спросила Шерон, слушая, как над ее головой тихо перешептываются осины.

Ответил Мильвио:

– Как остановить град? Как схватить и спрятать в кармане радугу? Никак. Если ты встречаешь Бродягу, то тебе просто не повезло. Шестеро выбрали для тебя такую судьбу.

– Едрить их колотить, твоих Шестерых и их глупые шутки, – проворчала Лавиани. – С удовольствием спрошу Тиона, какого шаутта он думал, когда затевал все это.

– Мне нравится твой оптимизм, – рассмеялась Шерон.

– Должен же он быть хоть у кого-нибудь, девочка. Вы все трое такие кислые, словно кто-то умер. Взбодритесь. Неприятности будут впереди, а сейчас радуйтесь жизни, пока есть такая возможность.

Указывающая покачала головой:

– Иногда я думаю, что я поступила неправильно, взяв вас с собой.

– Тебе не кажется, что поздно терзаться сомнениями? – здраво поинтересовался Тэо. – Я ценю, что ты беспокоишься о том, что с нами может случиться, но мы все взрослые люди и сделали свой выбор.

– Действительно, – поддержала Пружину сойка. – Хватит вести себя как побитая собака. Если бы мы не хотели идти, то остались бы на Летосе, гнить в этой скуке и покрываться мхом изнутри и снаружи.

– Вы даже себе не представляете, как я благодарна.

– Замечательно! – хлопнула в ладоши Лавиани. – Буду меркантильной и жду выражение твоей благодарности в виде чудесной яичницы из как минимум двенадцати яиц, едва только мы доберемся до ближайшего трактира.

– Идет, – рассмеялась Шерон, чувствуя, что на душе становится немного легче.

Бой длился не одну минуту, сойка потеряла представление о времени. Пригнулась, сжимая губы и неотрывно следя за клинком Мильвио. Острие того чуть опустилось, и мышцы на ногах у женщины напряглись, но тут же расслабились. Было понятно, что появившаяся брешь это всего лишь ловушка. Проклятый южанин заманивал ее.