– Выйди, молодец! – приказал Государь.

Петька снял шапку, шмыгнул носом и вышел из-за спин ратников.

Иван Васильевич посмотрел на него и сказал:

– Ты должен гордиться своим отцом.

– Я горжусь, Великий Государь.

– В дружину хочешь?

– Да.

– Да будет так. Отныне ты воин особой дружины. – Царь повернулся к Крылову: – Содержание ему, как всем, на первых порах помочь поставить дом. Наградить всех!

– Исполню, Государь.

Царь прошел к саням, откинул полог, закрывавший тела, взглянул на них.

– Вечная вам слава, воины, и вечный покой. – Он повернулся к Савельеву и спросил: – Где мыслишь хоронить героев?

– На Москву повезу. У Дроги семья, да и Петьке жить там. Хотя… – Князь Дмитрий спросил парня: – Ведь твои мать и сестра похоронены здесь?

– Да.

– Тогда, может, желаешь и отца похоронить с ними? Полоцк теперь русский город. Будешь иногда приезжать сюда, на могилы родных.

– Да, князь, так было бы лучше.

Дмитрий повернулся к Царю.

Тот кивнул и сказал:

– Поступай, как знаешь. Семье лучника двойную награду и мое покровительство во всем.

– Благодарю, Государь.

Иван Васильевич неожиданно повернулся к Горбуну и спросил:

– А что ты, воин, все улыбаешься? Ранен серьезно, еле стоишь, а такой веселый!

– Так радостно мне, Государь. Задача выполнена, скоро на Москву. Покуда доберемся, и раны затянутся.

Улыбнулся и Иван Грозный:

– Молодец, ничего не скажешь.

Сзади к нему подошел боярин и доложил:

– Государь, из Замка передали, что воевода Довойна готов сдать крепость.

– Готов, так пусть сдает, всех наемников выводит из крепости и ставит у стены, а сам мигом сюда!

– Уразумел. Дозволь удалиться?

– Иди!

Государь распорядился, чтобы особой дружине был поставлен большой шатер с лежанками, дали теплую воду, новую зимнюю одежду и кушанья с царского стола.

Этим занялся князь Крылов.

Савельев увел дружину, но пошли они не в тыл, к обозам, а к кладбищу у монастыря, дабы проститься с сапожником Тукиным, отдавшим жизнь за Белую Русь.

Петруха быстро нашел могилу матери и сестры, начал копать рядом, но ратники отстранили его, сделали все сами. Но гроб достать не представлялось возможным, а без него хоронить нехорошо.

Горбун, сидевший поодаль, спросил Савельева:

– И что теперь делать, князь?

– Нужен священник и гроб.

– Может, в монастырь послать мужиков? – предложил Горбун.

Но от монастыря уже шла повозка. Монахи привезли на кладбище гроб и крест. Среди них был и священник. Князь Крылов позаботился и об этом.

Ратники похоронили Егора Тукина по православному обычаю. Насыпали холм, установили крест.

Потом все они поехали к стану, где уже стоял шатер. Там их ждали горячая вода и обильная трапеза. Воины помылись, поели как следует и пошли спать.

На улице остались только Савельев да Бессонов-младший. После встречи с Царем он вновь затосковал.

Дмитрий посмотрел на него и спросил:

– Худо, Влас?

– Ох, и не спрашивай, князь. Так худо, что нет слов передать.

– Пройдет.

– Но как она могла, Дмитрий Владимирович?

– Это, Влас, тебе урок на всю жизнь. Не разглядел ты под притворной смиренностью ложь. Не увидел в глазах обман, не почуял игры.

– А я ведь убил ее.

– Это худо. Не надо было. Но нечего сожалеть об этом. Заслужила лживая панночка смерти. За измену ее с отцом все одно казнили бы.

Со стороны крепости донесся шум.

Савельев встал со скамьи и сказал:

– Поляки да литовцы с немцами выходят из Полоцка. Смотри-ка, кафтаны новые надели, доспехи на них блестят, как золото, все при оружии.

– Царь повелел отпустить их? – спросил Бессонов-младший.

– Не знаю.

Наемники встали у остатков крепостной стены, за заваленным рвом. По пожарищу шел епископ Арсений, с ним духовенство с крестами и иконами. На древке свернутое полотнище. Позади воевода Довойна с небольшой свитой.

Царь, как и прежде, встал у шатра. Его вельможи держались за ним. Иван Грозный ждал.

Епископ подошел к нему, развернул полотнище. Это оказалось городское знамя. Он протянул его русскому Царю.

Государь кивнул. Ближний боярин забрал стяг. Духовенство отошло, приблизился воевода Довойна.

Что он говорил, Савельев не слышал. После его слов Царь прошел в шатер в сопровождении князя Крылова и ближних воевод, среди которых Дмитрий узнал князей Хворостинина и Шереметьева, стрелецкого голову Ивана Голохвастова.

Начались переговоры. Длились они до вечера.

Наконец было объявлено, что Государь Всея Руси и воевода полоцкий договорились о сдаче города. Все условия, предъявленные Довойной, русский Царь отверг, но обещал оказать милость и казней не чинить. Да он и сам не собирался ничего такого делать.

Как стемнело, городская знать и наемники ушли обратно в Замок. Их выход оттуда вместе с ополченцами был перенесен на следующее утро.

Пятнадцатого февраля пленные вновь под сильной охраной покинули крепость и были разведены по двум сторонам стены. К одной встали наемники, к другой – ополченцы. Наемникам оставили личное оружие, у ополченцев его изъяли.

Иван Грозный с многочисленной свитой поначалу подъехал к ополченцам и объявил им:

– Вы выполняли свой долг, защищая крепость, и за то вам честь и хвала. Так должны поступать настоящие воины. У меня нет на вас зла. Посему писари перепишут вас. После этого ступайте с Богом к своим семьям и крепко запомните, что Полоцк прежде был и теперь будет русским городом.

Писари тут же принялись переписывать ополченцев, а те стояли в недоумении. Они еще толком не поняли, что русский Царь освободил их и отпустил к семьям. Но это быстро прошло. Многие ополченцы изъявили желание служить Царю.

После этого Иван Васильевич направился к наемникам. И к тем он проявил милость, заявил, что отпускает их, предложил желающим перейти на службу Москве. Особо это касалось артиллеристов. Некоторые приняли это предложение, большинство отказалось от него. Тогда Царь одарил шубами ротмистров, оставшихся в живых, и тоже отпустил их на все четыре стороны, взяв с каждого слово больше не воевать против России.

Воевода же Полоцка, представители знати, в том числе Ян Глебович и низложенный епископ Арсений, были отправлены под конвоем в Москву. В дальнейшем всех их обменяли на русских пленных.