– Аринкин четвертый, – пробормотала Валечка, сбилась со счета и сердито пояснила: – Аринкин, деревня какая-то, потом Самохин и его брат.

– Брат? У него есть брат? – спросил он и тут же вспомнил, что пасынков у помершего Уварова было двое.

– Да. По матери, отцы вроде разные. Представляешь, наши ребята его, оказывается, знают. – Пульс был нормальным, она немного успокоилась, улыбнулась и пригладила волосы любимому. – Он проходил у нас по делу Оленевых главным свидетелем.

– Как это?!

– А он их сосед. Живет этажом выше…

Возвращение из небытия не было болезненным для Арины. Оно было сопряжено с неудобствами и недоумением. Ей, к примеру, как после пробуждения, сразу захотелось вытянуть ноги и потянуться. Не вышло! Захотелось зевнуть, попытка тоже не удалась. Попыталась привстать, но тут же больно ударилась головой обо что-то. И темнота! Ее со всех сторон окружала какая-то странная гулкая темнота. А еще было очень холодно.

Что случилось?

Господи! Ей так долго пришлось вспоминать, пробиваясь сквозь странное оцепенение, сковавшее по рукам и ногам, что она едва снова не отключилась. А когда вспомнила, жалобно прошептала:

– Ой, мамочки!!!

Шепнуть, как и зевнуть, тоже не вышло. Вышло промычать.

Ее… Ее поймали в собственной кухне! Подкрались сзади, воспользовавшись темнотой, схватили крепко, говорили всякие страшные вещи про убитую Аллу Митину, про погибшую семью Оленевых, а потом отключили, нажав куда-то в область сонной артерии.

Но все это вспоминалось Ариной как-то не очень явственно. Куда ярче вспоминался жуткий смех, вспоровший тишину темной кухни, как ножом. И еще то, что она в тот момент подумала: это не Ветров.

А кто тогда?!

Да понятно, чего тут думать. Это чудовище, все время откровенничавшее с ней жутким шепотом, и было тем самым убийцей, которого они все никак не могли поймать. И вместо которого получил свой срок бедный Вася Ветров. Вот кто пострадал так пострадал, вдруг подумала с жалостью Арина. Мало того, что лишился любимой девушки, так и свободу утратил. А теперь вот, кажется, и жизнь. Куда-то он с ее кухни подевался. Кто-то его от батареи отстегнул.

Билась в ее мозгу крохотная надежда, что Перцев явился к ней домой раньше ее возвращения. Обнаружил в кухне беглого преступника, вызвал наряд и спровадил Василия в камеру. Но надежда та скорее казалась чудом, нежели реальностью.

– Так не бывает, – послала она мысленно в темноту. – Так не бывает.

В реальности все гораздо страшнее и прозаичнее. Человек страшно живет, страшно убивает, страшно путает за собой следы. Вот она до сих пор так и не догадалась, кто мог стоять за ее спиной и надрываться в жутком шепоте. Но главное она поняла. Алла Митина погибла оттого, что начала догадываться. То есть она начала догадываться, кто мог стоять за убийством целой семьи. И о чем-то таком, возможно, намекнула Ваське Ветрову, оттого тот и поспешил сбежать на волю. Но не успел добраться до Аллы, ее убили. Видимо, намекала она во всех направлениях.

И она – Арина – тоже близко подобралась к разгадке, раз валяется сейчас где – непонятно, со связанными руками и ногами, залепленным ртом, в полной темноте и неизвестности.

Хотя…

Хотя исход известен. Он убьет ее. И даже как именно, Арина догадывалась. Он заколет ее так же хладнокровно и замысловато, как всех предыдущих своих жертв. И Васю Ветрова оставит мертвого рядом с какой-нибудь душещипательной запиской, зажатой в мертвой руке. Типа: возмездие свершилось, жить так больше не могу или хочу умереть, потому что все, кого я любил, убиты мною и так далее.

Вася Ветров нужен был этому гаду. Очень нужен. Его бегство из тюрьмы оказалось весьма своевременным.

– О господи!!! – снова промычала Арина и замотала головой, хоть это-то вышло, и то хорошо.

Она поняла! Поняла, наконец, тупица!!!

Алла была убита не столько из-за того, что догадалась о чем-то. Хотя жить ей вряд ли долго оставалось. Она была убита той сентябрьской туманной ночью весьма обдуманно. Ветров сбежал? Сбежал! На кого повесят убийство с таким характерным ножевым рисунком? Правильно! Как раз на того, кто за это уже срок мотает и кто как раз оказался под рукой.

Так…

А откуда убийца мог знать о бегстве Ветрова? Правильно! От Аллы и узнал! Ветров наверняка с ней своими планами делился, раз он сказал, что бежал именно к ней. Бежал, да не успел. Алла знала о готовящемся побеге, ждала Ветрова с нетерпением, чтобы разоблачить убийцу. Но тот опередил. Он приехал в поселок, позвонил с таксофона на окраине. Вызвал ее из дома и…

Вот тут могли быть варианты. Алла могла проболтаться про Василия случайно, а могла и целенаправленно начать пугать преступника, потому что жутко боялась сама.

Но кто же это? Кто?! Кто-то ведь очень хорошо знакомый ей, так? Так! А знакомых мужчин у Аллы было не так уж и много. Круг-то их был весьма и весьма ограничен.

Ветров – раз. Бывший супруг – два, но тот мелковат и жидковат для такого масштабного и хладнокровного злодеяния. Кто еще? Начальник охраны – три. И еще тот, кто звонил ей с телефона умершего давно Уварова. Это мог быть один из его сыновей. А могла быть и Софья, которая дружна с кем-то из этих сыновей, не просто же так она пряталась в деревне Сметанково в унаследованном ими доме.

Но!..

Но тут есть одна протестующая зацепочка. С Софьей часами Алла никак по этому телефону не могла говорить, поскольку мать Аллы – Вера – утверждает, что говорила Алла с каким-то мужчиной. Ветров отпадал, там разговоры были кратковременными, все время с разных телефонов. Значит, это кто-то из пасынков этого самого Уварова.

Вот кто убийца! Кто-то один из них! Она слишком близко подошла к их обители, потому сейчас и находится в таком плачевном состоянии. Только вот где?

Следующая мысль, пронзившая ее мозг, была исполнена такого леденящего ужаса, что Арина громко застонала и принялась биться головой обо что-то твердое и неоднородное.

Вдруг… Вдруг она уже в могиле??? Вдруг это чудовище, чтобы позабавиться, взяло и закопало ее живой??? И она лежит теперь…

Стон, раздавшийся у самого ее уха, как раз с того самого места, о которое она билась головой, заставил ее замереть.

Она не одна?! Кто тут??? Кто стонет? Ветров?! Их похоронили заживо обоих?!

Она снова начала биться головой, попутно пытаясь нащупать щекой то, обо что билась.

Ткань, какая-то ткань, но явно влажная, и запах. Очень характерный запах, бьющий в ноздри. Странно, что она сразу не почувствовала его. Страх обострил все ее рецепторы, да и очнулась от забытья она, кажется, окончательно.

Она билась и металась, терлась лицом о жесткую ткань, пытаясь содрать пластырь или скотч со своего рта, что-то крепко прилипло к губам. И при этом старалась, чтобы ее не стошнило от запаха.