— Как и мы с Хелен. Она настояла на том, чтобы профессор вместе со своей машиной погостил у нас в Ньюландсе. Позвольте сразу уточнить, что поначалу внешность гостя меня поразила, но не обеспокоила. Неприязнь к профессору Рикеру пробудилась во мне значительно позднее.

— Если не возражаете, опишите профессора Рикера.

— Выше среднего роста и худее полковника Поула. Хелен утверждает, что глаза у него серые, с янтарными зрачками, а взгляд очень пристальный и властный, хотя сам ничего сказать не могу: со мной он ни разу взглядом не встречался. В речи у него заметен своеобразный акцент — думается, европейский, откуда-то из центральной части Европы, но точнее определить не берусь: у меня по этой части ни слуха, ни опыта. Манеры у него учтивые и обаятельные, однако мерещится в них что-то фальшивое: точно у актера или учителя танцев.

— Так мерещится только вам?

— Вы крайне проницательны, доктор Дарвин. Мы с Хелен сильно расходимся во мнениях. Она не замечает ничего, кроме его одаренности, коя, по всей видимости, и впрямь велика. Вычислительная машина Рикера просто не поддается описанию.

— И все же попрошу вас попытаться и все-таки описать ее.

— Я и не сомневался, что вы попросите. Вот. — Солборн порылся в кармане кожаного камзола и вытащил сложенный листок плотной кремовой бумаги. — Рисунок не мой, а Хелен.

Дарвин развернул листок и поднес его поближе к светильнику. Остальные слушатели сгрудились вокруг. Нижнюю половину листка занимал набросок самой машины, выполненный зелеными чернилами, а верхнюю — более подробное изображение одной из деталей.

— Я видел эту машину собственными глазами, — произнес Солборн. — Она ровно такая и есть — и видом, и пропорциями. Вот здесь, на верхней поверхности, девять ключей или рычагов. Вот здесь еще девять. Каждый рычаг может занимать десять позиций, соответствующих цифрам от ноля до девяти. Таким образом, возможно задать два числа до девяти знаков в каждом. Вот это — рычаг, которым определяется непосредственно операция. Он имеет восемь позиций: сложение, вычитание, умножение, деление и извлечение корней вплоть до пятой степени. А здесь, — он снова коснулся бумаги, — появляется полоска бумаги с числом вплоть до восемнадцати знаков. Причем ответ напечатан — точно каким-то механическим образом.

— И расчеты точны? — Дарвин чуть не прилип носом к бумаге.

— Точны. Вся машина, включая и основание, имеет два фута в ширину, три в длину и чуть меньше трех в высоту. И довольно-таки тяжелая, стоунов десять, а то и больше.

— Вот оно что. — Дарвин откинулся на спинку кресла. На лице его отражалось странное разочарование. — Тогда вынужден усомниться в инженерном гении профессора Антона Рикера. Такое уже было восемь лет тому назад, когда австрийскому двору императора Иосифа представили…

— Автоматического шахматиста в форме сидящего турка, сделанного бароном Вольфгангом фон Кемпеленом.

— Вы слышали?

— Безусловно. Это оказался не автомат. Играл спрятанный помощник. Иначе подобное устройство было бы невозможным.

— Не уверен, мистер Солборн, не уверен. До того, как тайна фон Кемпелена была разоблачена, я потратил уйму времени, пытаясь отгадать устройство подобного механизма. И мне не удалось доказать, что оно в принципе невозможно: лишь что оно было бы очень сложным и скорее всего огромных размеров.

— Для «вычислительной» машины все эти умозаключения оказались бы еще более справедливы. Доктор Дарвин, первая моя реакция в точности совпадала с вашей. Должно быть, решил я, новая машина, подобно шахматному автомату, управляется каким-то сообщником профессора Рикера. Но Хелен скоро убедила меня, что это не так. Во-первых, машина стоит совершенно одна, на полу, а не на помосте или возвышении, где бы мог скрываться подручный. Работает она не в таинственном полумраке, а при ярком свете, когда все отчетливо видно. Механизм фон Кемпелена действовал при помощи сложной системы шаров и магнитов, в данном случае совершенно немыслимой. И последнее — самое главное: подумайте, что именно делает машина — полоска с результатом является плодом сложнейших арифметических вычислений, а появляется уже через тридцать секунд после постановки задачи. Ввод условий осуществляется не Рикером, а кем-нибудь из публики — я сам это проделывал. Никакой пособник просто не мог бы узнать, что именно требуется вычислить. Даже при помощи таблиц было бы невозможно так быстро извлечь кубический или квадратный корень девятизначного числа или осуществить с такими цифрами сложную арифметическую операцию.

— Пожалуй. — Дарвин надул полные губы. — Итак, мы столкнулись с какой-то тайной.

Казалось, он готов был с головой погрузиться в раздумья, однако Солборн не позволил ему и, взяв у доктора рисунок, спрятал листок обратно в карман.

— Возможно, тайна, но не та. Я бы не пустился в столь долгое путешествие, да еще зимой, только ради вычислительной машины. Меня больше волнуют Хелен и профессор Рикер. Как я уже сказал, профессор мне не понравился, и я попросил Хелен, чтобы он не задерживался в Ньюландсе. Профессор со своей машиной отбыл через три дня после приезда, и за эти три дня многократно демонстрировал мне, на что она способна. Итак, он распрощался — но уехал не далеко. Снял маленький домик на утесе, менее чем в полумиле от Ньюландса, и поселился там в полном одиночестве. И с того самого дня Хелен начала чахнуть.

— Меланхолия?

— Не совсем. Я заметил — и наблюдаю и посейчас — физическое истощение. Она постепенно теряет вес. Моя сестра всегда была бледной, а сейчас сделалась почти прозрачной. Глаза у нее ввалились, а под ними появились красные пятна, чуть ли не синяки.

— А ее манеры?

— Порывиста, лихорадочна, но весела. Она словно бы отдалилась от меня, как никогда прежде. Если я спрашиваю ее о здоровье, отвечает лишь, что устала и никак не может выспаться. И похоже, так оно и есть. За обедом, или вообще стоит ей только присесть, начинает клевать носом. Я теряюсь в догадках, что же такое происходит.

Настал черед Дарвина медлить в нерешительности.

— Мистер Солборн, — наконец произнес он. — Мне больно предполагать это, но, думается, вам приходило в голову самое напрашивающееся объяснение?

— Что у Хелен с Рикером роман и она проводит с ним ночи? Разумеется. Нет, дело не в этом.

— Откуда вы знаете?

— Принял некие, хотя и не вполне благородные, меры. Как уже упоминалось, основная часть Ньюландса, включая гостиные, спальни для гостей, столовые и людские, выстроена из кирпича. Однако с северной и с южной сторон особняка находятся две каменные башни. Мои покои, в том числе спальня и кабинет, расположены в северной башне. Хелен занимает южную. Там у нее спальня, гостиная и комната для рукоделия. В каждую башню ведет по два входа. Один соединяет ее с основной частью дома, другой же, которым пользуются крайне редко и который, сдается мне, изначально был выстроен на случай пожара, выходит наружу, на бегущую вдоль утесов тропинку. Тропа эта как раз и проходит мимо дома, снятого Антоном Рикером. Заподозрив Хелен, я начал действовать в двух направлениях. Во-первых, навесил замки на наружные входы в башни. Теперь никто не может проникнуть в Ньюландс, минуя основную часть здания. А единственное окно южной башни, которое раскрывается достаточно широко, чтобы туда мог пролезть человек, находится на самом верху сорокафутовой отвесной стены.