Один миг, и дверь кабинета распахнулась перед ней, едва не долетев до стены под ее напором. Мариса, запыхавшись от спешки, направилась прямо к огню.

Джерид встал, чтобы приветствовать ее, нежно сжал в ладонях ее замерзшие руки:

–  Как прошел день?

–  Румекс, клянусь тебе, кто-то шел за мной по пятам. – Ее темные глаза были расширены от страха, хвост нервно дергался из стороны в сторону.

–  Шел? – Он посерьезнел. – Пожалуйста, сядь, а я заварю чая. Расскажи мне, что ты видела.

–  Я бы предпочла виски. – Мариса села за стол.

Он подал ей стакан, и она продолжила:

–  Я его не видела. Стоило мне оглянуться, как он куда-то прятался. Знаю, звучит глупо, но я клянусь тебе, там кто-то был.

Джерид сел рядом с ней и положил ладонь на ее холодное колено.

–  Ничего глупого в этом нет, времена сейчас странные. Как ты обнаружила, что за тобой следят?

–  Шаги – все время одни и те же. Я не сошла с ума, клянусь тебе.

–  Все хорошо, – утешил ее Джерид, сопроводив свои слова взглядом, который подтверждал, что он не сомневается в ее нормальности. Он обнял ее.

Она нервно хлебнула еще виски.

–  Кто это мог быть?

Сначала он подумал, что это связано с его работой. Возможно, кто-то пугает ее, чтобы надавить на него? Он поцеловал руку Марисы, утешая ее, а она свернулась клубочком, прижалась к нему и положила голову ему на плечо. От этого доверительного жеста он почувствовал себя так, словно они снова были одной семьей и он мог заботиться о ней, как раньше. Ему было очень хорошо, он был глубоко тронут.

В его планы не входило отпускать ее от себя до истечения часа.

В нежном свете фонаря, словно в сорочке, Туя оперлась руками о подоконник и выглянула в ночь. В приоткрытое окно проникал холодный воздух, и, поскольку, кроме вечернего платья из белого шелка, на ней ничего не было, она почувствовала, как волоски приподнялись у нее на руках. Свет Астрид уже пошел на убыль. Птеродетты кружили над ближними утесами, редкие прохожие, кутаясь в толстые плащи, пробегали по морозной улице. Не самое лучшее время для прогулок. Почему же она не чувствует связи с городом? Отчего ее все время манит куда-то вдаль?

Ей показалось, что она слышит звуки из лагеря беженцев, замерзающих там, у ворот. Может быть, это, конечно, просто ее воображение разыгралось, но ей вдруг стало грустно. Почему они должны там замерзать?

Она снова задумалась над тем, что открыл ей в ту ночь советник Гхуда и о чем, кроме заинтересованных советников, знала, может быть, она одна. И разве открыть правду людям не ее долг перед городом, да и перед самой собой?

Она должна что-то дать Виллджамуру.

Вернувшись к мольберту, она припомнила, кто там дальше по списку.

И ринулась, как всегда, в свой единственный выход из окружавшего ее мрачного мира. Взяла кисть и начала творить.

Краска ложилась густыми мазками. Диагонали, вертикали, изгибы. Начало появляться тело.

Едва закончив, она отошла от полотна, ее белое платье было в пятнах краски. С мольберта на нее смотрела, без сомнения, одна из ее самых устрашающих работ. У таких творений не бывает ни тем, ни отсылок, ни заранее продуманных аллюзий.

Подойдя к зеркалу, Туя заметила, что ее волосы растрепались и их нужно расчесать.

Порыв ветра внезапно задул светильник у нее за спиной, погрузив ее во тьму. Пигменты на полотне уже начали сиять, отдавая свет толчками с регулярностью пульса.

Она легла на кровать, согнув колени, подол платья соскользнул с бедер, а она лежала и смотрела в потолок, пока ветерок играл со шторами. Сияние в комнате становилось все ярче, и она устремила взгляд вдоль своего тела в конец комнаты.

Сегодня вечером умрет советник Болл.

Советник Болл вышел из уборной с чувством ненависти к общественным туалетам. Никогда он не мог справлять нужду и вести беседу одновременно. В особенности с советником Эдуином, который сам, может, только что вылез из чьей-то жопы. Почему людям непременно надо болтать в такие интимные моменты? И никуда ведь от них не денешься.

Шаркая, Болл пошел по коридору к дверям своих покоев в Балмакаре. Надо еще подготовиться к встрече с канцлером Уртикой, который, судя по записке, полученной от него час тому назад, нашел гениальный способ удалить всех нежелательных беженцев из-под стен Виллджамура, опираясь на опыт составления зелий кого-то из братьев-овинистов. Однако кому нужно, чтобы беженцы отдали концы прямо на пороге столицы? Нет, так не пойдет. Пусть умрут, но где-нибудь подальше, думал Болл, чтобы трупный смрад не запятнал сияющие мосты и шпили их прекрасного города. Граждане Виллджамура заслуживают лучшего.

Болл вошел в свой кабинет, где от золотого антиквариата негде было повернуться. Как многие в этом городе, он питал слабость к прошлому, сам не зная почему. Его особым увлечением было все сотворенное даунирами и легендарной расой питикусов, которых дауниры стерли с лица земли во время Войны богов. Полки его книжных шкафов ломились от трудов по истории цивилизации Матем и последовавшего за ней Азимута. Да и в истории Джамурской империи он разбирался как эксперт. Древние цивилизации вообще были его самым сильным местом. И он этим гордился. Нередко он подходил к первому встречному с просьбой: «Ну спросите меня о чем угодно», – и, когда тот задавал какой-нибудь вопрос, Болл изливал на него поток информации, слова текли рекой, односторонняя беседа длилась и длилась, и цель у нее была лишь одна – сообщить слушателю: «Я знаю больше, чем ты».

Свет лампы дробился и множился на полированных металлических поверхностях в разных углах комнаты. Болл постоял у окна, скребя в паху и глядя, как в домах напротив один за другим гаснут огни, обозначая отход обитателей ко сну. Затем советник и сам прилег на кровать с периной, взяв почитать книгу под названием «Мифические сражения Азимута». Раскрыл первую страницу, но проза оказалась до того сухой и скучной, что факты не задерживались у него в голове, и он погрузился в сон.

Проснулся Болл в темноте. Все свечи потухли. От криков птеродетт за окном он почувствовал себя странно уязвимым.

–  Наверное, из-за чертова ветра, – пробормотал он себе под нос. И выкарабкался из постели, чтобы закрыть окно, распахнутое ветром. В этот миг его охватила неконтролируемая дрожь: он ощутил, что не один в комнате.

Запрыгнув на постель, он потянулся к полке над ней и тут же опустился снова, вооруженный коротким мечом. Переступая босыми ногами по холодному плиточному полу, он вертелся в темноте, выставив лезвие перед собой. Сердце сильно билось, его удары отдавались в ушах, заглушая все прочие звуки.

Что-то тускло засветилось в углу, постепенно приняв форму разложившегося трупа с люминесцирующими костями. В руке трупа, больше похожей на клешню, был зажат отливающий металлическим блеском топор.