–  Могу ли я поинтересоваться, каковы наиболее важные задачи, стоящие перед Советом в настоящее время?

–  А вам и в самом деле необходимо это знать? – Уртика смотрел на огонь.

–  Может быть. – Джерид пожал плечами. – Возможно, это подскажет нам, где искать ответ. В конце концов, мы ведь не знаем, кто из вас окажется следующим.

Уртика лишь методично кивал, точно свыкаясь с новой опасностью. Люди по-разному ведут себя в подобных случаях: одни – едва обращают внимание на угрозу, другие – пугаются до того, что вообще перестают выходить из дому.

–  Конечно, в данный момент нас больше всего беспокоит надвигающееся Оледенение, – сказал Уртика. – Эта проблема влечет за собой еще целый ряд неотложных вопросов, наиболее существенным из которых является кризисная ситуация с беженцами. Как вам известно, по непроверенным данным, их уже собралось у ворот не меньше десяти тысяч.

–  Продолжайте.

–  Мы готовы предложить несколько возможных решений. – (Джерид обратил внимание на изменившееся выражение лица Уртики.) – Однако выбор остается за новой императрицей. Именно она должна будет принять окончательное решение о том, что с ними делать.

–  А как справляются другие города империи? – поинтересовался Джерид. – Вилхокр, Виллирен, Э’тоавор, Вилхоктеу?

–  Абсолютно ожидаемо в данных обстоятельствах. Беженцы прибывают в города из сельской местности. Горожане запасаются зерном и топливом, строят корабли-ледоколы, вводят карточную систему. Они, как и мы, видят в сложившейся ситуации угрозу. Следователь, надвигающиеся холода принесут много трагедий, и мы трудимся не покладая рук, чтобы простой народ мог выжить.

–  А какое вам дело до народа? – спросил Джерид напрямик.

–  Наша забота – не народ как таковой, а город, его способность к выживанию и функционированию в непростых условиях. Если начать заботиться исключительно о людях, то рано или поздно начнешь думать об отдельных личностях, а это приведет к провалу. А так мы просто делаем дело, следователь, – дело, и ничего больше.

Джерид следил за жестами прожженного политикана. Все время их беседы Уртика то клал правую ногу на левую, потом резко сбрасывал ее, то клал сверху левую, и так далее. Кроме того, он избегал смотреть собеседнику в глаза, а прямые вопросы о делах Совета явно приводили его в замешательство.

–  Скажите, канцлер Уртика, а кто-нибудь из убитых занимался живописью на досуге?

Уртика посмотрел на него, подняв бровь:

–  Понятия не имею, следователь. А почему вы спрашиваете?

–  Рядом с обоими телами я нашел следы свежей краски.

Уртика только покачал головой:

–  Я рассказал вам все, что знаю.

Джерид встал:

–  Думаю, и я сделал здесь все, что мог.

–  Не подбросите еще полено в камин, когда будете выходить? – попросил Уртика. – Без огня здесь так холодно.

Джерид задержался у двери:

–  Да, думаю, вы правы.

Шагая по коридору, Джерид раздраженно ударил кулаком в стену. Два убийства, связанные между собой лишь одной тонкой ниточкой – следами краски. Почему рядом с каждым трупом оказались пятна краски? Погибшие что, от убийцы кисточкой отбивались, что ли?

На помощь канцлера рассчитывать не приходилось. И доктора Тарра тоже.

Вдруг он вспомнил, что его единственная подозреваемая – Туя – рисует на досуге. Тут прослеживалась явная связь – возможно, даже слишком явная, но ничего другого у него все равно не было. Однако с чего вдруг одинокой проститутке начать убивать влиятельных политиков, да еще с такой жестокостью? Что-то тут не то. И все же вдруг у нее найдутся какие-нибудь соображения, которые подтолкнут его мысль. Надо навестить ее – как-нибудь. Но не сегодня. Сегодня он пойдет домой, к Марисе. У каждого должна быть личная жизнь, даже у следователя.

Канцлер Уртика спускался по старой ветхой каменной лестнице, то и дело оглядываясь, так, на всякий случай.

Над головой он держал фонарь, сам был укутан в плащ. Откуда-то сверху налетел порыв ветра, от которого тень канцлера заплясала по стенам, принимая таинственные очертания. Уртика углублялся в давно забытый квартал Виллджамура. Глубоко под землю. Надписи на здешних стенах хранили имена любовников и врагов из далекого прошлого. Летучие мыши, ящерицы и грызуны состязались за обладание самыми темными уголками подземелья, подобно тому как на поверхности жизнь борется за свет. Их испражнения наполняли воздух одуряющим запахом, но это нисколько не смущало Уртику. В свое время ему довелось понюхать немало дерьма.

Полчаса он шел вниз хорошо знакомой дорогой.

Постепенно издалека стало доноситься пение. Значит, он почти на месте. Голоса пели на древнем варианте современного джамурского. Этот язык до сих пор использовали в своих гимнах овинисты. Сейчас они молились – но не Бору, или Астрид, или любому из богов, признанных всеми, – ничего, это изменится, и скоро, вот только настанет его время.

Обшарпанная деревянная дверь обозначила конец его пути. Он стукнул семь раз, в двери распахнулось окошко, из которого на него уставилась пара любопытных глаз. Его тут же узнали, дверь мгновенно отворилась, и Уртика вошел внутрь.

Свет сотни свечей отражался в настенных зеркалах, создавая ослепительное сияние. У дальней от входа стены жгли благовония, и ароматный дым наполнял помещение. На скамьях, лицом к курильницам, сидели мужчины и женщины в черных плащах с капюшонами, устремив взгляды на расшитые драпировки. На небольшом постаменте под ними стоял поднос, полный свиных сердец, принесенных с местных боен. Пение продолжилось, и, когда Уртика вышел вперед, головы сидящих поворачивались ему вслед, все наблюдали за его движением.

Он встал перед собравшимися, и из их рядов вышла молодая светловолосая девушка с поросенком на поводке. На ней было белое шелковое платье, облегающее ее стройную фигурку на каждом шагу, а поросенок рассеянно постукивал копытцами за ней. Люди в зале выхватили из-под плащей рапиры и потрясали узкими клинками в воздухе до тех пор, пока не истощился их пыл. Сделав девушке знак встать рядом, Уртика вскинул над головой обе руки. Мечи опустились, все сели, Уртика заговорил.

–  Неофиты, старшие и младшие, – произнес он нараспев.

–  Маг Уртика! – грянул в ответ хор, отчего вздрогнули древние каменные стены.

–  Братья мои и сестры, я принес вам важную весть. Вчера ночью наш досточтимый советник Болл был жестоко умерщвлен во сне. Это уже второй член нашего священного ордена, расставшийся с жизнью за последнее время.

Со всех сторон послышался ропот. Под капюшонами скрывались знакомые лица, глаза блестели, точно звериные, отражая свет огня. Были среди присутствующих и члены Совета, они прятались в тени, все как один тревожась о собственной безопасности.