Орвилл Буллит, издавший солидный том переписки Уильяма Буллита с Рузвельтом «Президенту: лично и секретно», приводит телеграмму, которую Билл отослал из Каира в канун Рождества 1941 года: «Командующий британскими ВВС маршал Теддер хочет донести до Вашего сведения, что провал немецких планов достичь кавказской нефти делают жизненно необходимыми для них румынские нефтяные промыслы в Плоешти. Он считает, что три эскадрильи „Либерейторов“, базирующихся в Каире, могут нанести существенный урон этим нефтяным месторождениям».

Рузвельт некоторое время раздумывал: американские бомбардировщики требовались не в африканских пустынях, а на Аляске и Гавайях, в Англии и близ Панамского канала. Президент в итоге дал добро на немыслимую по смелости операцию. В мае 1942 года двадцать три бомбардировщика Б-24 «Либерейтор» оправились из Флориды сначала в Бразилию, а оттуда перелетели на побережье Западной Африки. В то время американские военные даже не имели детальных карт района операции. Летчики летели к берегам Нила, а затем в Румынию по картам, раздобытым в Национальном географическом обществе. Удар по Плоешти, самому защищаемому объекту вне Рейха, был нанесен 12 июня. В ночном полете эскадрилья не могла лететь строем и не имела истребителей прикрытия, поэтому каждый из бомбардировщиков был сам по себе. Тем не менее рейд состоялся и стал полной неожиданностью для немцев. Москва не дала разрешение на посадку американцев на своей территории, и летчики, израсходовав на обратном пути горючее, приземлялись где придется — в Турции, Сирии и Иране, где их интернировали. Первая подобного рода операция показала, что американская авиация может выполнять стратегические задачи, казавшиеся до этого невыполнимыми.

18 марта 1942 года начальник генштаба армии США генерал Джордж Маршалл по просьбе Рузвельта дал свое заключение о военно-политических прогнозах Билла Буллита: «Срочность, на которой настаивает посол Буллит в отношении Ближнего Востока, полностью оправдана. С военной точки зрения регион уязвим для атаки, и потеря его позволит соединить морские коммуникации Германии и Японии, что будет иметь катастрофические последствия для Объединенных Наций».

Летом 1942 года немецкие танковые клинья прорвались в донские степи и к предгорьям Кавказа. В европейских столицах крутили нацистскую хронику: флаг со свастикой на Эльбрусе, высочайшем пике Старого Света. Гитлер перевел свою ставку на Украину, поближе к наступающим войскам. В Германии было предписано обозначить в городах расстояние до Сталинграда — чтобы подчеркнуть, как далеко продвинулся на восток победоносный вермахт. Немецкие субмарины топили транспорты и танкеры вблизи берегов США, даже в их «домашнем» Мексиканском заливе. Поставки по ленд-лизу были парализованы: за первую половину 1942 года на дно ушло 4 миллиона тонн грузов. У американцев не было эффективных средств обороны на морях, и свою надежду Рузвельт возложил на то, чтобы строить на верфях кораблей больше, чем Германия будет топить их в океане. Черчилль с трудом оборонял британскую империю от Ла-Манша до Индии. Немецкий «лис пустыни» Роммель стоял в ста милях от Александрии и нацеливался на Суэцкий канал — «сонную артерию» Великобритании.

Сталин, грубейшими стратегическими просчетами 1942 года вновь поставивший свою страну на грань катастрофы, не стесняясь в выражениях, требовал немедленного открытия второго фронта в Европе. Единственное, что союзники смогли сделать для России — это начать массированные бомбардировки промышленных центров Германии и предоставить морские ленд-лизовские конвои, несшие тяжелые потери. Английским криптографам удалось прочесть код «Энигмы» — шифровальной чудо-машины немецкого генштаба — и Черчилль (не раскрывая источника) делился со Сталиным бесценной оперативной информацией. До самого конца войны немцы не смогли поверить, что кто-то читает их ежедневные боевые приказы.

Для многих непосвященных Рузвельт пребывал в те месяцы в выжидательной позе (Черчилль в одном частном разговоре выразился о президенте предельно жестко: «трусливый и пассивный»). «Складывается впечатление, что в целом ситуация лета 1942 года, отчаянная для сил, ведущих прямую борьбу со странами „Оси“, не могла в некоторых своих аспектах не нравиться президенту Рузвельту, — писал российский историк А. И. Уткин. — На его глазах Вашингтон становился подлинной мировой столицей. Гордый британский премьер откликался по первому зову. Посланец из Москвы просил об открытии второго фронта. Руководители Китая слезно умоляли о военной помощи. Вожди индийского движения за независимость просили о поддержке их чаяний. Ничего этого не было еще год назад. Рузвельт явно входил во вкус мирового лидерства, стал привыкать быть „всеобщей надеждой“, дарователем спасения, источником неоценимой помощи, факелом моральной и физической поддержки».

В начале июля 1942 года президент отправил шифрованную телеграмму Черчиллю: «Мой старый друг Билл Буллит прибудет в Лондон в конце недели. Так как вы хорошо знакомы, я уверен, что он получит всю необходимую информацию и содействие». 17 июля президентский посланник беседовал с английским премьером в его резиденции на Даунинг-стрит. Затем Буллит нанес отдельные визиты генералу де Голлю и главнокомандующему американскими вооруженными силами Эйзенхауэру. На лондонской конференции с участием начальников штабов армий и флотов Британии и США царил раздор в выборе стратегии (Буллит высказался еще прямее: «полный хаос»). Большинство генералитета, признавая европейский театр главным в этой войне, видели явную неспособность англосаксов штурмовать «крепость Европу», контролируемую лучшей в мире армией. Очень скоро это доказала неудачная операция «Юбилей»: разгром англо-канадского десанта в Дьеппе близ устья Сены в августе 1942 года.

Москва все громче требовала открытия второго фронта. Рузвельт и Черчилль отдавали себе отчет, какой кровью обернется высадка в Нормандии. Берлинское радио прорекало новый Дюнкерк для англосаксов. На пути желавших пересечь Ла-Манш воздвигался Атлантический вал — эшелонированная береговая оборона, ощетинившаяся блокгаузами, казематами, скорострельными орудиями с тщательно выверенными углами стрельбы и миллионами морских и сухопутных мин. Поэтому Франклин Рузвельт согласился с планами Черчилля о начале наступательных действий в Средиземноморье — планами, которые ранее предлагал «старый друг Билл».

В сером невзрачном здании «Мюнишнс Билдинг» в Вашингтоне, где располагалось министерство обороны (до переезда в Пентагон) приступили к разработке одной из самых секретных операций: развертыванию североафриканской кампании. Список армейской службы снабжения превышал 700 тысяч единиц, от будильников до 32-тонных танков «Шерман» и, среди прочего, оборудование для выкапывания колодцев, уголь для марокканских локомотивов, униформу для мясников и стальные сейфы для документации. Каждый американский солдат перед началом операции получил таблетки для очистки воды и сульфаниламидный порошок для дезинфекции ран, пылезащитные очки и накидку для защиты от солнца. Немецкая разведка ошибочно предсказала вторжение в районе Дакара (Западная Африка), куда стягивались «волчьи стаи» немецких подводных лодок.

8 ноября 1942 года Адольф Гитлер выступал на ежегодной встрече ветеранов «пивного путча» 1923 года. Нацистский вождь прибыл в Мюнхен с опозданием: союзники разбомбили железнодорожные пути. В тот день англосаксы окончательно испортили фюреру праздник. К берегам Северной Африки приблизилась армада в составе 350 боевых и 800 транспортных кораблей. Войска США и Великобритании под командованием Дуайта Эйзенхауэра приступили к успешной высадке под Касабланкой (Марокко) и в Алжире. На тот момент это были самые крупные направленные морем силы вторжения за всю мировую историю. Более многочисленными были только войска, высадившиеся потом в Нормандии.