В гостиной раздался громогласный смех Грохотова-старшего. Судя по сопутствующим звукам, гости моей семьи в компании с отцом смотрели какую-то французскую комедию.

— Все, я готова, — мама вернулась в прихожую, одетая в брючный костюм. — Держи сумки, сунь куда-нибудь в карман.

Я смотрел, как мама натягивает сапоги и снова поймал вот то самое ощущение, как дом становится не домом. Только почему-то это было не грустным ощущением, а наоборот приятным. Мол, я теперь стал совсем самостоятельным и могу помогать маме, не потому что тут живу на всем готовеньком, а потому что это мое взрослое решение.

Стал взрослым, ха!

В своей прошлой жизни я этот момент как-то совершенно не отловил. Получается, наверстал в этой.

— Все, мы ушли! — крикнула мама. — Вернемся через час!

— Захватите там к чаю чего-нибудь! — крикнула из комнаты тетя Марина. — А то у нас даже печенье заканчивается!

— Поменьше бы тебе на сладкое налегать, — вполголоса пробормотала мама и бросила быстрый веселый взгляд на меня. Мы вышли в подъезд, и дверь захлопнулась.

Всю дорогу до рынка мама с пристрастием расспрашивала меня о моих делах. Ну а я рассказывал, особо ничего не скрывая. Про наш план тематических вечеринок в «Фазенде», про мою временную работу на Василия, без уточнения деталей насчет поддельного «Миража», про концерт в «котлах» под эгидой городской управы. Про своих соседей, которые кормят меня своими разносолами как на убой, опять же, без уточнения, чем именно они тут занимаются. Мама слушала с интересом, но было заметно, что это пока что не тот разговор, ради которого она этот внезапный поход за продуктами затеяла.

Мы вышли из полупустого троллейбуса на знакомой насквозь остановке. Мелочные торговцы с тротуара уже разошлись по домам, да и в целом было ощущение, что приехали мы зря.

— Нам вон туда! — уверенно сказала мама и зашагала мимо пустых торговых рядов в ту часть рынка, которая примыкала к центральному парку. Жуткое место этот наш рынок, когда на нем не бурлит жизнь. Прямо хоть фильмы ужасов снимай. Утром и днем прилавки со всякими шмотками прикрывают облезлые стены заброшенных домов, которые его окружают. А сейчас, когда густые зимние сумерки лишь немного подсвечены не самыми яркими в мире фонарями, черные провалы окон как будто провожают нас голодным взглядом. Метнулась через дорогу бродячая собака. Ветер поволок по утоптанному снегу здоровенный кусок грязного полиэтилена…

Да уж, вечерний поход на рынок — это прямо-таки для сильных духом!

Островок жизни посреди этой постапокалиптической пустоши обнаружился на парковке. Там скучковались несколько крытых грузовиков, толпился народ, в некоторым машинам даже выстроились очереди.

— Распродажа остатков? — усмехнулся я, когда смог разглядеть подробности этого «феномена».

— Ага, — кивнула мама, вклиниваясь в неплотную толпу и пробираясь к импровизированным прилавкам.

А, ну теперь понятно, что это за явление такое. Такие грузовики со всеми на свете товарами я уже неоднократно встречал. В центре такие парковались редко, зато в спальных районах стали прямо-таки обыденностью. Припарковывается такой посреди многоэтажек, выставляет на край кузова образцы того ассортимента, который привез. От кочанов капусты и мешков картошки до книг и женских прокладок. И продает это все по сходной цене. А сюда, как я понимаю, привозят уже то, что не получилось за день распродать. В каком-то смысле лотерея, не предскажешь, какие именно товары будут на вечернем «торжище». Но цены и впрямь были, как говориться, дешевле краденного. Поддавшись настрою мамы, которая бодро торговалась за смерзшийся ком куриных окорочков и «пластилиновые» бисквитные рулеты, я прикупил пару палок полукопченой колбасы, головку сыра и упаковку тряпок для уборки внезапно. Потом подумал и набрал разномастных рыбных консервов с десяток. Запас, как говориться, карман не тянет.

Мама затарилась с куда большим энтузиазмом, во всяком случае, сумки, которые она захватила с собой, мы набили полностью.

— Повезло сегодня! — обрадованно болтала она, пока мы топали обратно к остановке. — Чечевицы ухватила аж трехкилограммовый пакет!

— Что-то я не встречал раньше у нас чечевицы, — хмыкнул я.

— Так она недавно только появилась, — сказала мама. — Ее нам в гуманитарной помощи из Америки присылают. Я как-то у Михалевых попробовала, вкуснотища, ммм! Как мелкая фасоль, только варится быстрее!

— Мне казалось, что гуманитарку бесплатно раздавать должны, — усмехнулся я.

— Ага, щас! — засмеялась мама. — Михалев по секрету рассказывал, что бесплатно там только для телевидения раздают, остальное идет в продажу, а самое вкусное себе разбирают. Те, кто на распределение гуманитарной помощи подсел, сейчас озолотились. А Михалев мимо пролетел, теперь вот локти кусает!

— Ладно, хрен с ней, с гуманитаркой, — поморщился я. Меня такие штуки всегда как-то неприятно царапали. Ничего не вижу плохого в зарабатывании денег в принципе, но когда лезут в карман к самым бедным, с пенсиями мухлюют, или, там гуманитарку ту же тырят — это у меня в голове плохо укладывается. — Мам, ты ведь хотела со мной о чем-то поговорить, ведь так? Так вот, напоминаю, что мы уже скоро приедем домой, а ты о своей проблеме не заикнулась даже.

— Володь, да я даже не знаю… — замялась мама. — Мне вчера только в голову пришло, а сейчас думаю, может ерунду придумала какую…

— Давай, делись уже, — подмигнул я. — Вместе и подумаем, ерунда это или нет.

— Ты ведь в «Самсон» заниматься ходишь? — вдруг спросила мама.

— Все так, — кивнул я.

— А хозяина этого клуба знаешь? — мама бросила на меня быстрый взгляд.

— Француза? — удивленно вскинул брови я. — Ну, виделись, конечно. Хоть и не задушевные приятели.

— Можешь нас познакомить? — решительно выпалила мама.

— Так, вот теперь я жажду подробностей! — прищурился я. — У тебя какие-то проблемы?

— Да надо отвадить одного придурка, — поморщилась мама.

— Ну давай-давай, начала говорить, так рассказывай! — потормошил я ее.

— Да обычное дело по нынешним временам, —