мой господин. — Банкир склонился в глубоком поклоне, на это он никогда не скупился. — Надеюсь, вскорости вновь увидеть вас во главе канцелярии.

Опальный сановник промолчал, но ироничная усмешка, скривившая его губы, словно бы подсказывала гостю, что его пустое пожелание совсем недалеко от истины.

В возникшей неловкой тишине Андроник ощутил щемящее чувство опасности и решился первым ее нарушить:

— Я счастлив, что наш великодушный император даровал вам свою милость, мой господин, но в полном замешательстве — зачем столь великому человеку понадобился такой ничтожный торгаш, как я.

Банкир, конечно же, лукавил, он прекрасно понимал почему он здесь. Неясным, до сих пор, оставался для него лишь один вопрос — давать денег или нет? А если давать, то какой суммой можно рискнуть?

Все эти нехитрые мысли, обуревающие гостя, не были секретом для Варсания, но нисколько его не беспокоили. Деньги будут получены по той простой причине, что банкиру попросту некуда деваться. Где, когда и сколько тот украл из государственной казны, было Варсанию доподлинно известно, поэтому, по-прежнему держа дружелюбную улыбку, он начал мягко и доверительно.

— Не стоит прибедняться, Андроник. Мы слишком давно знаем друг друга, чтобы играть в кошки-мышки. У меня очень мало времени, и я скажу тебе прямо. Пять тысяч динаров в серебре, прямо сейчас. — Он жестко посмотрел банкиру прямо в глаза и чуть подсластил пилюлю. — Под любые проценты.

К этому вопросу Парсатидис готовился с того момента как получил приглашение на встречу, но к однозначному ответу так и не пришел. И сейчас, когда он прозвучал, в голове заметались тревожные мысли. «Сумма приемлемая, но что скажет император, когда узнает? А он узнает, можно не сомневаться. Банкир помогает изменнику! Значит, он сам… Это плохо! Это очень плохо! А вдруг этот хитрожопый лис решил меня подставить и выбраться за мой счет⁈»

Глядя на мучительную работу мысли своего гостя, Сцинарион решил помочь тому определиться.

— В твоих интересах, Андроник, помочь мне. — Немигающий взгляд змеи нацелился на затаившуюся мышь. — Если я не выберусь, то можешь не сомневаться, ты пойдешь ко дну вслед за мной. В моих силах представить картину так, что из жулика и казнокрада, ты в миг превратишься в изменника, финансирующего заговор против императора. А тогда дорога только одна — на эшафот. Ты, твой брат, весь торговый дом Парастидисов попадет в цепкие лапы Трибунала. Они будут рады поживиться за ваш счет. Подумай, в этой ситуации мое предложение самое выгодное. Ты помогаешь мне, я не тащу тебя за собой.

В этот момент банкиру остро захотелось испариться и улететь вместе с облаками из этой проклятой долины, но он не был бы Парастидисом, если бы хоть раз позволил страху взять верх над разумом.

— Какие гарантии? — Андроник испытывающе вгляделся в лицо Варсания, и тот отрицательно качнул головой.

— Никаких. Мое слово против твоих денег.

Понимая, что времени на раздумье ему не дадут, Парастидис прикрыл глаза, лихорадочно соображая как поступить. Взгляд логофета давил, а ничего путного на ум не приходило. Обессилив вконец, он, наконец, согласился.

— Хорошо, пять тысяч серебром. — Произнеся сумму, он как-то враз успокоился и добавил с извиняющей улыбкой. — Под обычный процент, двадцать пять годовых.

* * *

Торговый район в лагере Великой армии был вычерчен с той же скрупулезностью, как и позиции каждого легиона. С незапамятных времен это стало неотъемлемой частью армейского порядка империи. Устанавливая лагерь, комендант отмерял границу расположения каждого подразделения, и упаси бог, кому-нибудь было нарушить этот план хоть на полшага. Район, где разрешалось ставить палатки торгашам и снабженцам, обычно располагали с краю лагеря, высчитывая сколько палаток собирается ставить каждый торговец и облагая ежедневным налогом за каждую единицу. Сопата имел два шатра и каждый день обходился ему в кругленькую сумму. Затяжное бездействие армии опустошило запасы легионеров и клиентов в его заведении становилось все меньше и меньше. Доход падал, а платить надо было каждый день, и только теперь, после взятия Ура, когда у солдат зазвенело в карманах, дела пошли в гору. Он имел все основания быть довольным, если бы не новость о возвращении вендов. Втайне, торговец очень надеялся, что Лава и его люди попросту сгинут в пустыне и отдавать ничего не придется. За время их отсутствия Сопата так до боли прикипел к лежащему в сундуке мешку с серебром, что даже мысль о расставании с ним жгла душу. Он ждал Лаву еще вчера, но тот не пришел. Зато появились новости о больших потерях у венда, о ссоре с гавелинами, и еще много чего интересного, что заставило торгаша задуматься.

Два больших сообщающихся шатра Сопаты имели отдельные входы, но Лава решил пройти через игральный зал. Чутье подсказывало, что неплохо было бы посмотреть, какая публика собралась там сегодня.

Откинутый полог дохнул спертым воздухом и вонью пропитанной потом одежды. Народу было много, кроме игроков, рассевшихся прямо на полу у игральной доски, еще с пару десятков зрителей толпилось вокруг. Несколько свечей освещали лишь пол в центре, а лица собравшихся тонули в серой расплывчатости полумрака.

Прошерстив взглядом игроков, Лава вошел вовнутрь. Протиснувшись в толпе, он прошел через зал к задернутому занавеской проему, отделяющему лавку. Перед входом он резко остановился и развернулся. Никто особого интереса к его появлению не выказал. Народ продолжал азартно следить за сброшенными костями.

«Вроде бы все спокойно», — подумал сотник и, отодвинув занавесь, прошел в следующий зал.

Звякнул колокольчик, за спиной качнулся обратно полог, а из-за стойки на него поднял взгляд крепкий мужчина с налысо выбритой головой.

— Ба, какие люди! — Сопата расплылся в широкой улыбке. — Проходи, вчера еще тебя ждал. Рад! Рад видеть тебя живым и здоровым!

Вместо ответа Лава зыркнул по сторонам: «Двое громил у входа, еще один за спиной у хозяина. Все трое штатные вышибалы Сопаты. Народ крепкий, но серьезной опасности не представляют». Оценив ситуацию, он прошел к стойке и, наконец, ответил.

— Здравству, Сопата! Я тоже рад, что ты еще жив.

Хозяин лавки ненатурально громко засмеялся.

— Что значит еще… Все шутишь, Лава! Пусть сдохнут мои враги, а я собираюсь жить долго.

В глазах венда мелькнула насмешливая искра.

— Вечно живут лишь боги, а мы, смертные, должны быть благодарны за каждый прожитый день.

— Не знаю, как у вас, варваров, — прищурившись, Сопата встретил пронизывающий взгляд, — а я каждое воскресенье получаю отпущение грехов у нашего священника. Готов,