ни с кем такого не испытаю. И не хочу. После всего – рисков, неизвестности, неопределенности, – я остаюсь. Трэвис, я остаюсь. Это ты бросаешь меня. Если ты это сделаешь, я больше не дам тебе возможности так ранить меня, ты понял?

– Я…

– Вряд ли ты это понял. Это не порвать с кем-то из колледжа. Мы дали друг другу клятвы. Ты разрываешь брак.

– Потому что…

– Нет никакого потому что. Нет ничего сильнее обещаний, что мы дали друг другу.

– С тобой все будет в порядке. Мне надо верить в это. На свободе с тобой все будет в порядке.

– Ты не понимаешь. Для меня это как смерть. Это меня изменит. После я уже не буду прежней и стану винить тебя. Может, буду тебя ненавидеть, потому что изменения вряд ли будут в лучшую сторону. Если сейчас ты отпустишь меня, то придется отпустить навсегда, потому что женщина, которую ты любишь, умрет. Я уже не буду ею. Она исчезнет.

Я долго не мог заговорить, и даже после мои слова напоминали шепот:

– Ты даже не представляешь, как мне жаль. Жаль… Жаль… что нельзя вернуться в прошлое и каким-то чудом избежать того боя. Только это могло бы все изменить.

– Но мы не можем туда вернуться.

– Я пытался найти другой способ, клянусь. Ненавижу себя за то, что причиняю тебе боль.

– Не заставляй меня умолять.

Именно это она сказала в первый раз, когда мы занялись любовью, и мы оба понимали подтекст. Но теперь она говорила это совершенно по другой причине. Однажды я сказал, что скорее отрежу себе руку, чем причиню ей вред. Сейчас я казался себе мерзавцем, лжецом, трусом… она была сильнее, чем я. И доказывала это.

– Голубка…

Она прильнула ко мне, обхватывая меня за талию, и я крепко обнял ее.

– Потому что я буду, – зарыдала она. – Буду умолять каждый день.

Во время своей длинной прогулки я воображал многочисленные сценарии того, как Эбби будет вести себя при следующей встрече. То, что происходило сейчас, даже не попало в первую сотню.

Я обнимал ее, пока она плакала, и сам старался не разрыдаться. Я был обязан проявить силу и не заставлять ее утешать меня после того, что я сделал. Но я не знал, как еще защитить ее.

Она что-то сказала, но я не расслышал.

– Что такое, голубка? – спросил я.

Она посмотрела на меня, ее глаза, влажные от слез, покраснели.

– Не хочу плакать всю оставшуюся жизнь.

Она выглядела как маленькая девочка, невинная и потерянная. После этого я не мог больше сохранять невозмутимость, обхватил ее лицо ладонями и поцеловал, снова и снова. Слезы на наших щеках смешивались воедино. Мне хотелось целовать ее до тех пор, пока не уйдет боль, но я знал, что это невозможно.

Наши лбы соприкоснулись.

– Я тоже этого не хочу. Хочу, чтобы ты была счастливой и свободной, чтобы сама делала выбор в жизни. Хочу, чтобы ты была в безопасности.

– Тогда борись вместе со мной. Пройдем через это вместе.

– Я не смогу жить спокойно, зная, что отправил тебя в тюрьму, голубка. Не хочу так поступать, но знать, что ты в тюрьме, еще хуже.

– Мы это преодолеем.

– Это слишком тяжело.

– Значит, пусть будет так! – закричала она. – Быть порознь, вот что тяжело! Не контролировать все – тяжело! Волноваться за кого-то – тяжело! Смотреть, как твой любимый человек живет с кем-то другим – тяжело! Объяснять другим, почему мы совершили ошибки и сделали такой выбор, – тяжело! Встретиться со своими страхами лицом к лицу – тяжело! Выбирать – чертовски тяжело!

Она всхлипнула, ее тело тряслось с каждым новым словом:

– И лучше ты выберешь меня, Трэвис Картер! Тебе, черт побери, лучше выбрать меня!

Глядя, как сильно расстроена моя жена, я больше не мог сдерживать себя. Она была права. Если наступит худшее, мы хотя бы встретим это вдвоем.

Я сделал глубокий вдох.

– Хорошо. – Все, что я мог сказать.

– Хорошо? – спросила она, будто не доверяя мне. Мое сердце вновь было разбито.

Я кивнул, и на ее лице появилось облегчение. Она тоже кивнула, стараясь не разрыдаться. Я прижал ее к груди, обнимая, и она ответила мне крепкими объятиями.

– Никогда не смей бросать меня, – прошептала она.

* * *

– Хочешь, чтобы я ушла? – спросила Эбби.

Я сидел на частном пляже нашего отеля, глядя на воды Сент-Томаса. Мы только что обновили наши клятвы в качестве мужа и жены, а еще меня совершенно ошарашили новостями.

– Ни за что, – сказал я, потянувшись к ней.

Эбби села рядом и взяла меня за руку, радуясь тому, что просто может посидеть так в тишине.

Шепли тоже вышел со мной. Кроме него, никто больше не знал, что мой мир рушился на части. Я не мог говорить. Слишком много мыслей крутилось в голове о будущем, чтобы притворяться, что все в порядке.

Когда Эбби присоединилась к нам, он тоже остался.

Я закрыл глаза. Шепли знал, что меня что-то волнует, но он, возможно, считал, что мы поругались, и поэтому просто находился рядом, чтобы восстановить мир и быть посредником, как и всегда. Было очень сложно держать все в тайне от него, как и врать Эбби. Они были моими лучшими друзьями, и я ничего не мог им сказать. Никому.

Я посмотрел вниз, на пляж, куда из отеля стали выходить мои братья, после бранча или из своих номеров.

Тайлер помахал рукой, потом бросил мяч Элли.

Какая же неразбериха, черт подери! Даже если я расскажу Эбби правду, в это слишком сложно поверить. Как я объясню ей, что Томас и его коллега-девушка, Лииз, только что вывалили на меня – что мой старший брат, которого мы все считали чертовым руководителем рекламного отдела, на самом деле агент ФБР? И не просто агент. О нет, он еще и возглавляет расследование по моему делу.

Все это казалось кошмаром. Может, и хорошо, что одним из условий неприкосновенности стало сохранить все в тайне от моей жены. И теперь я стукач для федералов.

Да жена бы заперла меня в мягкой комнате.

Я поднес ладонь Эбби к губам и поцеловал. Она улыбнулась мне:

– У нас ведь все в порядке?

– Даже лучше.

– Ты ведь снова не думаешь про развод?

– Этого больше не повторится. Ни при каких условиях. Я просто запаниковал.

«Даже хуже», – подумал я. Если бы Эбби не достучалась до меня, Томас и Лииз поговорили бы со мной дома. Эбби бы уехала из квартиры и уже была бы в