Вы знаете, что я была в опасности. Что я спасала себя и бежала…

- От гнилозубых простолюдинов, как же, помню, - с готовностью кивнул водитель и покосился на меня.

- И вместо того, чтобы оказать помощь девушке в беде…

Кустодий развел руками:

- Мы не успели. Когда вы выпили всю “беду”, мы с мастером Чеховым были далеко.

- Вы очень плохой человек, - повторила Марфушечка, вынула из кармана чехла на моем сиденье вторую бутылку с водой и постучала розовым ноготком по поверхности стекла. – Остудите немедля.

Я ожидал, что Стас съязвит, но он лишь рассеянно потер висок средним пальцем и наша попутчица вновь принялась пить ледяную воду.

- Нельзя отказывать болезной в исцелении, - пояснил он мне негромко и обратил внимание на дорогу.

- Были бы вы хорошим человеком, то отвезли меня сразу в Новорильск. В отчий дом. И передали в руки папеньке. Как и положено приличным подданным поступать с дочерью героя империи. Порядочный человек так и сделал бы, а не тащили меня в эту дыру. Вот что я там буду делать?

- Трезветь, - предположил Стас. – Я бы рекомендовал бы еще научиться следить за языком. Но боюсь, что воспитывать вас уже поздно.

- Не вам меня воспитывать, - зашипела она рассерженной кошкой. – Я дочка главы жандармерии. Благородная девица с репутацией и приданным. Я грамоте обучена. Слугами в доме могу управлять. А по воскресеньям хожу в храм.

- Похвально, - кивнул головой кустодий.

- Именно! – не заметила сарказма девушка. – Я хоть и без мамки росла, но покон знаю. И веду себя, как и положено приличной незамужней девице.

- Матушка ваша почила? – с очевидным сочувствием спросил Стас.

- Ничего не почила. Она как меня родила, так и ушла в дом для убогих. Потому как в родах она повредилась психически и не могла вести дела.

- Это как? – удивился я.

- Просто, - ответил за Марфушечку водитель и на мгновение на его лице мелькнула лютая злоба. – Когда баба родила дитя и после этого потеряла здоровье, то порядочный подданный посол доброй воли, сдал ее в дом призрения.

- Разве так можно? – опешил я.

- Она сама захотела уйти, - упрямо повторила девушка. – Зачем ей быть обузой, если она даже вилку удержать в руках не могла?

- Я очень надеюсь, что таким образом, женщина просто сбежала от ненавистного супружника и бросила бракованный приплод, - буркнул Зимин и было заметно, что он заставил себя не плюнуть на коврик под ноги.

- В конце концов, папенька говорит, что незачем лезть в чужую семью. Что все, что твориться за дверями дома касается только тех, кто в этом доме обитает.

Выдав эту умную мысль, девушка задрала подбородок, явно довольная собой. Потом опомнилась и принялась открывать упаковку с галет. Она сорвала бумагу, бросив ее куда-то под ноги. Затем подозрительно осмотрела верхнее печенье и взяла его двумя пальчиками, чтобы также бросить на пол.

- Все хорошо, - негромко сказал Зимин, заметив мое возмущение. Хотя я заметил, как на лице кустодия играют желваки.

- И как можно есть такую гадость? – воскликнула Синькова. – Они воняют зернами. Как корм для поросят. Такое может есть только скот и челядь. А у меня желудок нежный. Я если на ночь не выпью свежего молока, то не засну. И воду мне надо пить только дважды кипяченную и процеженную через отглаженные льняные полотенца. И полотенца эти надобно стирать в родниковой воде…

- Удивительно, какая вы чувствительная особа, - с притворным восхищением отозвался Зимин.

- Такой уродилась, - подтвердила Марфушечка. – Однажды служанка взбивала перины, на которых я сплю. И обронила свой кулон. Какой кулон может быть у простолюдинки? Бусинка дурацкая, которую ей старая барыня отдала, когда нитка порвалась. Так вот она долго потом ныла, что потеряла эту бусинку. Я смеха ради спрятала ее между перинами, чтобы научить ее уму разуму. Да и забыла об этом. А потом всю ночь ворочалась и мучилась. Все бока ныли наутро. И я только когда увидела кривозубую ту служанку, что все зеньки выплакала за ночь, то и вспомнила про ту мелочь дрянную. Вынула бусину и выкинула в окошка. И после того спала, как у Искупителя за пазухой.

Стас скрипнул зубами:

- Какой благородный поступок, - процедил он.

- Не вам меня учить благородству, - отрезала девица. – Ваше дело везти меня куда следует и помалкивать. Везите меня, гадкий человек…

- Да замолчите вы наконец, - потребовал я, потирая переносицу. – Мы не обязаны доставлять вас куда вы пожелаете. Мы не извозчики. Станислав Александрович любезно согласился завести вас на конюшни, хотя мы могли бы оставить вас на дороге или забросить в деревню Двушкина, чтобы не делать крюк.

При упоминании этого поселения девушка побледнела и приложила холодную бутылку ко лбу.

- Вызывать кого-то из Новорильска и ждать их прибытия на месте, где вы нашлись, мы не стали.

- Почему? – тихо уточнила она.

- Потому что терять время на ожидание было просто глупо. За вами могли приехать и через два часа. А может и позже. Нам тоже хочется вернуться к себе засветло. К тому же мы решили не оставлять же вас одну, надеясь, что за вами приедут свои. Вас могли приметить случайные разбойники или волки…

Марфушечка судорожно сглотнула, кажется только сейчас осознавая, что она оказалась в неприятной ситуации.

- У нас не бывает разбойников, - тихо пробормотала она, словно успокаивая саму себя.

- Вы живете в доме своего отца и не знаете, что творится в реальном мире, - строго продолжил я. – Иначе вы никогда бы не стали пытаться задеть мастера Морозова.

- Так он же…

- Решил вас не бросать, - резко оборвал я девицу. - И вы сейчас в его машине только по его милости. Будь моя воля, я бы высадил прямо сейчас на дороге. Потому как вы ведете себя недостойно. И признаться, я уже сильно пожалел, что предложил взять вас в поездку, а не оставил в машине.

- Но…

- Хватит. Я не потерплю более вашего хамства, госпожа Синькова, - отрезал я и поймал кривую ухмылку Зимина.

- Жениться вам надо, Павел Филиппович, - фыркнул он.

- Зачем? – подозрительно прищурился я.

- Чтобы не делать таких ошибок, - он кивнул