пальцами, чтобы призвать тотем. Не хватало еще пострадать от случайного всплеска силы этой пьяной девицы. Алкоголь был способен как усилить, так и ослабить одаренного. В таком состоянии с нее станется взорвать машину, к примеру. На удачу Синьковой, опьянение сыграло с ней дурную шутку. Девушка внезапно побледнела и выпучила глаза.

Зимин среагировал быстрее. Стас призвал тотемы, а затем отодвинул меня в сторону, схватил несчастную за воротник платья и выволок из салона наружу, чтобы нагнуть над травой. Почти тотчас создал под ней сугроб снега.

Девушка выплюнула нерастовренное внутри нее горячительное и закашлялась.

- Идемте, - сказал мне мужчина, направляясь к нашей машине. – Незачем наблюдать это безобразие.

Я обеспокоенно оглянулся на несчастную и робко уточнил:

- Мы же не бросим ее здесь?

- Как бы мне этого ни хотелось, но оставлять ее здесь нельзя, - с неохотой согласился кустодий. - Думается мне, что ночью здесь могут бродить волки. А эта дурочка до наступления темноты не дойдет до города при всем желании.

- Вы добрый человек, - отметил я.

- И в этом виноваты вы, Павел Филиппович, - фыркнул кустодий. – Вы на меня плохо влияете.

- Пусть так, - я улыбнулся и бросил косой взгляд на Марфушечку, которая растирала лицо пригоршней снега. – У вас есть опыт обращения с такими девушками?

- Просто опыт, - тяжело вздохнул он.

- Отвезем ее в деревню Двушкина? – уточнил я.

- Не думаю, что это хорошая идея, - покачал головой Стас. – Никон еще чего доброго решит и с этой глупышкой наделать сыновей. Нехорошо это, мастер Чехов. Не по вкусу мне такое поведение взрослого мужика.

- В резиденцию ее везти точно не стоит.

- Согласен, - кивнул кустодий и почесал затылок. – А потому пришло время заехать на конюшни и познакомиться со старшей дочерью Двушкина. Разузнаем у нее о брате, о погибшей мачехе и попросим приютить у себя Марфушечку до того, как за ней приедут из города. Думаю, что для Синьковой будет полезно подышать свежим воздухом, который она упорно именовала вонью. Может ей даже дадут немного потрудиться, чтобы отработать ужин. С дурной девки надо сбить спесь, пока она сама себе не навредила.

- Мне показалось, что вы на нее разозлитесь, - смущенно заметил я.

Зимин удивленно поднял бровь:

- На что? Она хоть и дурная, но я не скрываю, что и впрямь большую часть жизни провел с сиротской фамилией, которую дают тем, от кого официально отказались живые родители.

- Вы никогда не узнавали кто они? – спросил я раньше, чем успел остановить себя.

Мужчина отвернулся к солнцу и прикрыл глаза. Какое-то время он стоял так, позволяя ветру обдувать его лицо. И я подумал, что напрасно завел эту беседу. Но кустодий меня удивил:

- Пока я был совсем ребенком, то ужасно хотел узнать правду. Даже сам себе дал обещание, что обязательно найду мать и отца, чтобы посмотреть в их глаза. Хотел узнать, почему они не бросили меня, как многих оставляют у ворот приюта. Зачем оформили отказную и обрекли меня стать зимним ребенком. А потом подумал, а вдруг все вовсе не так, как мне кажется? Может мать не захотела оставлять меня на январском морозе, боясь, что я замерзну, пока жрецы найдут коробку со мной у дверей. Или она хотела, чтобы я нашел ее спустя годы и дал возможность снять с души груз.

- Может так и было.

Зимин вздохнул и покачал головой:

- Нет. Все было иначе. Мать хотела отомстить обидевшему ее любовнику. А тот не пожелал забирать ненужного ему отпрыска.

- Так вы все же узнали? - понял я.

- Конечно. Странно было не воспользоваться возможностью, учитывая, где я работал. И работаю.

- Вы поговорили с ними? – тихо спросил я.

- Мне хватило увидеть могилу покончившей с собой женщины и мужчину-пьяницу, в котором мало чего осталось от человека, - буркнул мужчина и пожал плечами. – И признать, что мой путь сделал меня тем, кто я есть. Видеться с братьями и сестрами мне незачем. Никто из них никогда не пожелал бы узнать, что мы родня.

- Мне…- начал я, но Зимин полоснул меня недобрым взглядом.

- Не вздумайте меня жалеть, Павел Филиппович. Мне этого совсем не надо. Поверьте, я бы не хотел другой жизни. И точно не пожелал бы поселиться в доме своего настоящего папаши, чтобы бояться, что меня отравят многочисленные претенденты на титул. Мне по вкусу свобода, которой у меня не было бы, если я остался с обиженной мамашей и недалеким батей.

На это я лишь кивнул и решил, что не хочу лезть к Станиславу Александровичу под кожу. В конце концов, он на самом деле не производил впечатления страдающего от тяжелой судьбы. Даже когда не был Морозовым.

- Вы меня здесь бросите, да? – раздался неуверенный и удивленный голос девушки, которая уже немного освежилась и подошла к нам ближе.

Она попыталась привести себя в порядок, собрав волосы в подобие косы. Но возможно, раньше за ней ухаживала прислуга и потому Марфушечка не сумела укротить прическу. А вот косметику с кожи она стерла снегом. И от этого ее лицо сделалось намного приятнее. Даже несмотря на красноту.

- Мы отвезем вас на конюшни.

Марфушечка попятилась:

- Зачем? - с недоверием спросила она и уточнила. - Сечь будете?

- Искупитель с вами, - фыркнул Стас. – Мы оставим вас там на ночь, пока вас не заберет кто-нибудь из Новорильска.

- Там убили моего отца, - она шмыгнула носом. – И вы отдадите меня этим душегубам?

- Да жив ваш батюшка, - с раздражением ответил я. – Никто его не пришиб и не поднял на вилы. Он отделался легким испугом и, возможно, расстройством желудка. Олег Олегович выпил квасу и пошел спать, насколько мы знаем.

Девушка прижала ладони к груди.

- Вы не шутите? - с надеждой спросила она.

– Вы сбежали раньше, чем увидели, что мы остановили толпу и не позволили случиться дурному.

- Отвезите меня домой, - с неожиданной спесью заявила девица и задрала подбородок. – Немедля.

- Либо на конюшни, либо сидите тут и ждите у моря погоды, - сурово оборвал ее Зимин.

- Чего ждать? - не поняла Синькова.

- Осени, - отмахнулся я. – мы не станем возвращаться в город, чтобы доставить туда ваше непротрезвевшее