Я достал из сумки туго скатанный плащ, в котором совсемнедавно изображал слугу при Йенсе. Простой плащ, дешевый, зато из плотной итеплой ткани. Да и в два слоя его можно постелить…

– Ильмар. – Хелен подошла ко мне. В руках у нее тоже былплащ, явно позаимствованный у сумасшедшей баронессы – белых и красных цветов, сбитой молью соболиной опушкой. – Я думаю, лучше постелить под себя как можнобольше одежды. И лечь рядом. Иначе замерзнем.

Я кивнул, невольно улыбаясь. Нет, какие уж тут игривыемысли, это я просто так…

Но Хелен едва-едва, уголками губ улыбнулась в ответ.

– Давай, – сказал я. – Хорошая мысль, Хелен.

– Надо всем вместе держаться, – сказал из-за плеча Маркус. –Я с вами лягу.

Ну вот!

Так всегда.

Я взял у Маркуса куртку из твида и постелил поверх плащей.

Пример наш оказался заразителен. Все улеглись по двое, потрое, доставая из сумок все теплые вещи, что только нашлись. Запасливее всехоказался наш проводник – у него имелся спальный мешок, в который он и забралсянезамедлительно. Фарид Комаров извлек из баула два тонких шерстяных пледа – ноне пожадничал, один отдал Антуану.

Десяти минут не прошло, как все затихли, набросив на себяплащи, рубашки, все остальное, что было.

– Я тушу фонарь! – сообщил Комаров. – Да, господа?

И снизошла темнота. Вернулась на свое законное место, гдецарила с сотворения земли. Непроглядная, жуткая темень, которую не встретишь всамую темную облачную ночь в самом глухом лесу, исконная тьма с тех времен,когда еще не было света. Маркус, забравшийся между мной и Хелен, сдавленноохнул. В стороне нервно рассмеялся Петер.

Ну непривычны люди к подземному мраку… что уж тут.

– А ты всегда выбирался из катакомб, Ильмар? – тихонькоспросил Маркус. Видать, от испуга лишился соображения… я даже ответить неуспел, как тихонько засмеялась Хелен, а потом и сам Маркус, сообразив, что заглупость произнес, хихикнул.

– Всегда, – почему-то я ответил серьезно.

Много их было, этих катакомб. В землях египетских, что и подосманами бывали, и под Державой, а все никому не покорились. В киргизских землях…в китайских…

Земля – она ведь пещерами утыкана, будто хороший сыр –дырками. И всегда найдутся умные люди, что пещеры под свои нужды приспособят.Людей-то и надо бояться, а не мертвого камня.

Я лежал, глядя во тьму, и вспоминал. Все что придется. Иплохое, и хорошее. Все, что привело меня в подземелья под Аквиникумом.

Судьба человеческая – будто ветвь дерева. Росла прямо, данадломили ее небрежной рукой, мимо проходя. Выправилась, но ударила буря.Согнулась от ветра, протянулась вверх. Уткнулась в другую ветвь – да иизогнулась вниз.

И все равно – растет ветвь. Все равно – радуется весне, всеравно – жжет ее мороз и калечит град. Изломанная, но живая. А какой могла стать– то уже никому не ведомо.

Мог ведь я остаться в родной деревне? Никогда бы не повидалмир, не встретил Хелен, не спас Маркуса… зато и грехов бы не множил. Значит, немог. Не для меня была эта жизнь, пусть не голодная, но пустая.

А мог и иначе собой распорядиться.

Когда пацаном сопливым из дома удрал – две дороги было. Либоворовскому ремеслу учиться, либо юнгой на корабль. Ясное дело, у юнг долянелегкая, но для умного человека перспектива всегда есть. Сегодня – юнга,завтра – матрос, а там, глядишь, и боцманом станешь.

Нет, занялся грешным промыслом. И ведь преуспел! Ильмар-вор,Ильмар Скользкий, кто в Державе обо мне не слышал?

Пошел бы в моряки, отличился в сражениях, может, нашел быиную славу. Звался бы адмирал Ильмар, Ильмар Победоносный. Моряки, они в Державевсегда почетом и уважением пользуются, и на происхождение их сквозь пальцывзирают.

Да и потом, если вспоминать честно, не раз рука Сестры мнена правильную дорогу указывала. Вот, к примеру, года три назад… уже и невспомнить, с какой такой радости гулял с друзьями неделю кряду. А нет…вспоминается. Говард, фартовый вор, женился в очередной раз, да не простоженился, а на молоденькой, богатой, красивой вдове умершего от лихорадкиначальника Стражи города Гронингена. Ох и смеялись мы… вор из воров вдову офицераСтражи очаровал! Будет на его кровати спать, в его халате ходить, отпрыскуофицерскому отчимом станет.

Думали вначале, что Говард ради злой шутки свадьбу учинил,так нет! И впрямь – полюбил. Больше того! В грехах покаялся, изрядную долюнеправедных богатств Церкви отписал, получил прощение от Стражи… наверное, тожебез звонкой стальной монеты не обошлось. Собрал всех, с кем хотел проститься,объяснил, что с преступным ремеслом закончил навсегда. И прощались мы сГовардом целую неделю. Ох как прощались!

Каждому свой путь… Прошла неделя, вышел я из дома, чтораньше стражнику, а теперь вору принадлежал. Раннее утро, едва-едва светает,город только просыпаться начинал. Как сейчас помню…

Гронинген я знал плохо. В гости к Говарду приехал надилижансе, а уезжать собирался на корабле. И вот – заплутал, добираясь к порту.Вроде и нет проблем в портовом городе к морю выйти, а заплутал в лабиринтахузеньких улочек, маленьких, старых домишек. Уже совсем рассвело, двери началихлопать, когда люди стали в садики выбираться по понятному утреннему делу, а явсе блуждал.

И вдруг из одного дома вышел мужчина в капитанской форме. Невоенной, конечно, но все едино, капитан – это капитан. На поясе кортик стальной– без страха, напоказ.

Одет я был прилично, раскланялся вежливо, и в ответ получилсдержанный кивок.

– Уважаемый, не укажете ли приезжему дорогу в порт? –спросил я.

– Идем, – коротко ответил капитан. И пошел не оглядываясь,меня за спиной оставив без колебаний.

Молодец. Уважаю я таких.

Шел капитан уверенно, сразу видно, что не первый раз здесьбывал. Вряд ли жил, уж больно домик скромный…

– Подруга, – вдруг сказал капитан. – Подруга тут живет,хорошая. Бываю нечасто, а все равно ждет, дочь растит.

Я даже не удивился, что он мысли мои угадал. Подумал почему-тоо Говарде, который из вора бюргером стал. И первый раз за всю веселую неделюзависть ощутил. К его особняку просторному, к его спокойствию нынешнему, кналаженной жизни. И капитану позавидовал, у которого и свой дом где-то имеется,и в каждом порту – такая вот верная подруга, что дочерей-сыновей растит, ждет,принимает радостно…

– А ты куда собрался, лихой человек?

– Почему «лихой»? – оскорбился я.

Капитан на миг обернулся. Улыбнулся жестко, но без угрозы: