Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Её улыбка перестаёт быть жизнерадостной и светлой, она полна боли, отчаяния и горечи. Её руки дрожат. А на прекрасных глазах, набухая, блестят слёзы.
— Марта.
— Фёдор с Анечкой, — пожимает плечами девушка, а я вижу, как она задыхается, пытаясь произнесли хотя бы слово.
Я знаю это состояние. Оно хуже зубной боли. Оно ломает тебя изнутри, когда до тебя с кристальной ясностью доходит, что ты не нужна. И твоя любовь тоже никуда и никому не упиралась. Ты в пролёте. На тебя плевать. Абсолютно, чёрт возьми!
— Уедем?
— Да хрен ему! — выплёвывает Марта, закидывается ещё одним фужером шампанского и отправляется танцевать со стайкой девчонок. А я только улыбаюсь, смотря на то, как плавно и артистично движется её стройное тело и незаметно перевожу взгляд на Фёдора. Хмуро курит кальян, беспрерывно кивая на то, что тараторит ему на ухо рядом сидящая девушка. В нашу сторону даже не смотрит, он весь сосредоточен на своей подруге.
Руки сжимаются в кулаки. Обида за Марту взрывает меня изнутри, но я остаюсь непоколебимой. Жалкий трус. Ещё один из тысячи, которым мы обманулись. Поигрался, разбил куклу и дальше пошёл, не заботясь о том, что сделал ей невыносимо больно.
Но что это…?
Оглядываюсь резко, потирая затылок. Всматриваюсь в бесконечные незнакомые лица и не могу понять, кто именно царапнул меня пристальным взглядом. Хмурюсь, но продолжаю сканировать толпу — ничего.
Достаю из маленькой сумочки телефон и проверяю его на наличие уведомлений с колотящимся где-то в горле сердцем. Выдыхаю, ни то разочарование, ни то успокоение. Но на экране ничего.
Пытаюсь стряхнуть нервозность и убедить себя в том, что мне всё причудилось, но не могу. Пока мы веселимся с девчонками, пьём и танцуем, я неотступно чувствую чей-то неумолимый взгляд. От него ползут мурашки по коже. От него мелко трясёт тело. От него конкретно так ведёт. И я уже было решаю, что окончательно спятила и потонула в паранойе, но нет.
К нашему столику подходит официант и выставляет передо мной бутылку самого дорогого шампанского, что есть в местном ассортименте.
— Что это? — недоумённо таращусь я на неожиданный презент.
— Комплимент от почитателя вашей красоты, — улыбается парень и ловким движением рук откупоривает бутылку. — Меня попросили передать, что вы самая потрясающая на планете и равных вам нет.
— Вау! — голосят девчонки и тянутся со своими фужерами, пытаясь урвать порцию шипучего напитка, вот только я в ступоре хмурюсь.
— И кто же он? — спрашиваю я, но получаю отказ.
— Джентльмен пожелал остаться неизвестным, дабы не портить вам настроение. Всего доброго и отличного вечера, — кивнул мне официант, а затем растворился в толпе и тумане.
— Хэй, Ника, ты чего такая сморщенная? — ржут девочки и не понимают моего заторможенного состояния, а я лишь только отмахиваюсь от них и тяну на себя Марту.
— Послушай, а вдруг это от Янковского?
— Осади, Ник! Он в давно в Москве спит пьяной рожей в чьих-то силиконовых сиськах. Так что расслабь булки, дорогая. Всё путем!
— Не знаю, — тяну я и снова верчу головой по сторонам в бесплодных попытках углядеть того, кто наблюдал за мной прямо сейчас. — У меня что-то плохое предчувствие, Марта.
— Пойдём, попудрим носик, подруга. Заодно проветримся, — тащит меня за собой Максимовская, и я не смею возражать.
Спускаемся с вип-зон, резко поворачиваем за угол и охаем, так как Марта на полном ходу врезается в Стафеева. Я же от чего-то слежу только за его руками, за тем, как чересчур сильно они стиснули талию девушки и насколько тесно прижали к своему телу.
— Смотри, куда прёшь Стафеев, — рявкнула Марта.
Но Фёдор только просканировал с ног до головы девушку пуленепробиваемым взглядом исподлобья, чуть задрал подбородок выше и дальше себе пошёл, чеканя каждый шаг. Тогда как сама Максимовская схватилась за сердце и дышала до такой степени тяжело, как будто планировала прямо здесь и сейчас приказать долго жить.
— Тише, — скомандовала я и повела подругу дальше, пока мы наконец-то не добрались до туалетов.
А там уж Максимовскую было не остановить. Она дала волю слезам, забившись в самую дальнюю кабинку, и плакала так горько, что у меня тоже навернулась солёная влага на глаза. Спустя минут двадцать у девушки и вовсе началась истерика, она уже не способна была ничего говорить, только заикалась бесконечно и всхлипывала, вытирая слёзы с покрасневших и опухших век.
— Я сбегаю за водой, ладно? Сиди здесь и жди меня, — наказала я, а затем стремглав бросилась к ближайшему бару, где заказала две бутылки минералки и стакан свежевыжатого лимонного сока. А затем со всем этим добром двинула обратно к уборным.
Вот только на полпути меня тормознул какой-то смутно знакомый парень из нашего института и сказал, что Максимовская вся в слезах выбежала прочь из клуба. Я тут же, не думая более ни о чём и переживая за лучшую подругу как никогда, кинулась на помощь, оставив минералку и сок на ближайшем столике.
И уже спустя минуту стояла на улице и озиралась по сторонам, пытаясь разглядеть в толпе курящих ребят ярко-розовую юбку. Но ничего. Пока кто-то услужливо не указал мне за угол здания ночного клуба.
— Она, кажется, вон туда побежала.
— Точно? — прикусила я нижнюю губу.
— Абсолютно.
И я целенаправленно пошагала куда было сказано, ибо не могла бросить свою пьяную, влюблённую до одури и с разбитым сердцем подругу один на один со этим горем…
Я осторожно вышагивала по тёмному проулку между двух близко стоящих друг к другу зданий, который не был освещён даже куцым светом фонаря, и уж было хотела повернуть обратно, но в ту же секунду услышала, как кто-то тихо всхлипывает.
— Марта? — бросилась я вперёд, но резко остановилась, так как за очередным поворотом вдруг увидела одиноко стоящий автомобиль.
Неожиданно фары ярко вспыхнули, как огромные прожекторы, на несколько секунд полностью ослепив меня. Я зажмурилась, прикрывая глаза руками, но уже в следующее мгновение испуганно охнула…
Вероника
Холодные, пропахшие табаком, пальцы плотно зажали мне рот и нос, так что дышать стало практически невозможным. От шока и страха кровь на максимум забилась адреналином, но силы он мне не дал. Наоборот — тело затряслось, скуриваемое судорогой панической атаки. И все правильные мысли со скоростью света вылетели у меня из головы. Остался только он — концентрированный ужас!
Но самый страшный удар по размазанной в хлам психике, я получила тогда, когда услышала голос своего самого злейшего врага.
— Ну привет, Вероничка. Скучала по мне, м-м? — мерзкие,