— Я очень рад, что ты появился, — сказал я. — Мне было сегодня очень хорошо.

Он оглянулся вокруг, посмотрел вперед и назад, оглядывая Чаринг-Кросс-Роуд, чего-то ожидая. Казалось, что на север направляется очень мало машин. Издалека к нам приближался ярко освещенный пустой автобус.

— Я думаю, дело в том, что… — он надвинул очки обратно на переносицу, — я скучал по дню рождения. Так долго был в больнице. Думаю, кто-то из родных сделал так, что я смог вернуться.

Я слышал, как мотор автобуса работает вхолостую, ожидая переключения светофора на другой стороне площади.

— Похоже на правду.

— Думаю, это просто совпадение, что сегодня Хэллоуин. Мне такие вещи совсем не подходят. Это твоя мать верила в судьбу, гадание на чайных листьях и в гороскопы.

Автобус пересек дорогу и, по правилам, должен был продолжать ехать вокруг площади к северной части Чаринг-Кросс-Роуд. Вместо этого он поехал к нам. Теперь я увидел, что в нем сидела пара пассажиров — молодой мальчик-азиат и пожилая дама. Отец похлопал по карманам и повернулся ко мне.

— Кажется, ничего не забыл.

— Это твой автобус?

— Хм-м.

— Ты еще вернешься?

— Не думаю, что смогу. Думаю, что выходной дают только один раз.

Я улыбался, глядя, как он забирается на платформу автобуса. Когда автобус начал выруливать на дорогу, отец повернулся ко мне и тоже улыбнулся.

— Бьюсь об заклад, это твоя тетя Нелл, — сказал он, внезапно рассмеявшись. — Теперь, когда увижу ее, смогу сказать, что с тобой все в порядке, Билли, мальчик мой. Просто уверен, у нее все еще есть этот чертов говорящий скворец.

— Стой! — Я протянул руку и дал ему электронные часы. — Все, что могу.

Он зашел внутрь и уселся на нижней палубе автобуса. Но он смотрел на меня, пока огни автобуса не растворились в холодном тумане, который затянул лежавшую впереди дорогу и пока звук мотора не слился с отдаленным шумом городского уличного движения.

Возвращаясь домой, я думал о том, как будет хорошо когда-нибудь навестить моего сына.

В тот вечер, когда Нелл встретила мужчину, в которого влюбилась, она выглядела совершенно сногсшибательно, лучше, чем когда-либо в жизни, что могло означать только две вещи. Либо ей придется постоянно выдерживать напряжение, вызванное такой хорошей формой, как будто он находится где-то поблизости, либо она встретит его только после того, как он уже выпьет.

Нелл пришла на прием по случаю сбора средств для картинной галереи на Коламбиа-Роуд, которая располагалась в столь приятной местности, что по всему району подняли плату за жилье, а местных — выжили. Для вечеринки она выбрала обтягивающее черное платье от Билла Бласса,[54]в котором ноги ее выглядели длиннее. Она балансировала на каблуках удивительной высоты от Маноло Бланик,[55]которые немедленно оценили все присутствовавшие в помещении женщины — и по цене, и по достоинству. Волосы ее были выкрашены и подстрижены Дэниелом Гершезоном (лично, а не одним из его наемников), а в декольте блестел легкий загар — наследие конференции в Ницце, закрепленный аэрозолем «Блеск для тела после загара» от «Кларинс».[56]Она находилась в том весе, к которому стремилась.

На момент открытия она уже две недели питалась жидкими заменителями пищи «Слимфаст» на снятом молоке, и от этого была немного ошалевшей и слегка дрожала. Ее организм более не задерживал лишнюю воду, и она изменила режим преобразования углеводов в мускульный тонус, перейдя от поднятия тяжестей к тренировкам «пилатес».[57]Она ненавидела бесконечные записи хип-хопа, которые крутили в спортзале, не говоря уже о странно пахнущих мужчинах, которые сексуально порыкивали на тренажерах, развивающих мышцы пресса, и все время забывали вытирать пот.

К тому моменту, когда Нелл вылезла из такси и направлялась к галерее, выглядевшей подозрительно похожей на ресторан, переделанный на один вечер в выставочный зал, и была окружена большим количеством огней, чем Нюрнбергское шествие, дождь уже закончился. Воздух пах чистотой — а это случается в Лондоне так редко, что всегда замечаешь, когда это происходит. Ночь была сухой, ее дезодорант вполне справлялся, и для разнообразия она не выглядела так, будто по пути на вечеринку упала в колодец. Волосы ее находились точно в том состоянии, в котором оставил их Дэниел, — то есть, им была придана форма, но форма эта выглядела естественной. Нелл жила в постоянном страхе превратиться в свою мать, у которой на голове находился шлем туго накрученных буклей: их укладывали у нее на голове каждый второй вторник, а побрякушек она носила на себе больше, чем Энн Миллер[58]в возрасте восьмидесяти лет. На Нелл были скромные серьги из черного жемчуга, а на запястьях — минимальное количество дорогого серебра, но она все равно знала, что слишком старается понравиться мужчинам.

Справедливости ради надо заметить, что она ударилась в панику и приняла вид соблазнительницы по причине недавно прошедшего тридцать второго дня рождения — событие это ощущалось ею так, как будто весть о нем была вырублена на мраморной плите, а не упоминалась лишь в полученных ею поздравительных открытках. Ее лучший друг, мультипликатор Керри Мартинес, который был гетеросексуален, но ее все же не хотел, сказал, что тридцать два — отличный возраст и что когда Зигель и Шустер[59]создали Супермена, они специально нарисовали его тридцатидвухлетним, потому что считали, что это лучший возраст в жизни человека, на что Нелл напомнила Керри, что а) Суперен был мужчиной, и поэтому перед ним не стояла проблема борьбы с целлюлитом, б) в него были влюблены Лоис Лейн, Лана Лэнг и еще какая-то русалка, а у Нелл не было никого, и в) что он был героем комикса, которого, когда он носил очки, никто и узнать-то не мог, бога ради! Но в общем и целом выглядела она чертовски хорошо. Больше всего ее беспокоило, что могло случиться так, что она больше никогда не будет выглядеть так хорошо.