Капли со звоном и шипением падали на силовые лезвия оружия. Облаченный в золото череп юстикара Кастиана будто заговорил, когда энергетическое поле моего посоха стало превращать багровый дождь в пар.

С момента нашего прибытия прошло шесть секунд. Всего шесть секунд. Мы уже бежали, уже сжимали круг, словно гарроту на шее. Сто девять рыцарей атаковали в идеальном единении и абсолютном безмолвии. Ощущение того, как вздымается и выплескивается наша сила, походило на то, как воздух становится холодным и насыщенным озоном за считанные мгновения до бури.

Если Волки придерживались собственного плана, то сейчас им следовало повести армии людей назад в бой. Меч обрушился, и принцы Извечного Врага отвлеклись на угрозу в собственных рядах.

И словно в ответ на мои мысли вокруг нас начали рваться снаряды, вздымая клубы песчаной земли вперемешку с телами умирающих демонов.

Восемь секунд. Девять. Десять. Мы продолжали бежать.

Лорд Двенадцатого легиона снова взревел. Он опустил голову, посмотрел прямо на нас, а затем завопил с такой мощью, что его крылья задребезжали.

+ Силовой щит, + разнесся голос по Великому Единению.

Я подчинился, тут же почувствовав, как подчинились и остальные братья. Мне не составило труда связать наши силы в отражающую силовую преграду. Волна звериного воя врезалась в нас, прокатилась через нас и разметала во все стороны сотни собственных воинов чудища.

Пятнадцать секунд. Шестнадцать. Семнадцать.

Мы были готовы ко всему. Мы размышляли о нашей судьбе, и в смерти не было ни тайны, ни страха, ни стыда. Благодаря годам внушения и когнитивного кондиционирования, проводимого лордами нашего ордена, иначе и быть не могло.

И все же я оказался не готов к реалиям настоящей войны. Это был не городской бой среди руин — перестрелка между солдатами, которые обменивались выстрелами из-за безопасных укрытий, где одна сторона могла бы похвастаться лучшим оружием, нежели другая. Это требовало храбрости, терпения, концентрации… Но здесь была открытая война, баталия, где нужно больше ярости, больше силы, больше мужества, она взывала к более сокровенным чувствам. Никто не мог участвовать в сражении между схлестнувшимися армиями, не будучи уверенным в своей смерти.

В этот день накопленный опыт перестал что-либо значить. Кондиционирование перестало иметь значение. Внушение было позабыто, оставлено в прошлом. Братство стало для меня всем. Я бежал, потому что мои братья бежали, а они бежали, потому что бежал я. Мы превратились в одно целое. Я бы скорее умер, чем подвел их. Я чувствовал, как та же ужасающая, притягивающая верность волнами распространяется от Галео, Думенидона, Энцелада и Малхадиила.

Это пробудило нечто изначальное внутри меня, нечто несомненно человеческое в моей сущности. Так вот как сражались наши предки клинок к клинку на полях сражений в языческие века Древней Терры. Даже думать о том, как неулучшенные, хрупкие люди бьются подобным образом, было для меня невыносимо. Это была доблесть и, возможно, тщетность в масштабах, которые я не мог постичь.

Мы вырезали ослабевших демонов, когда они пытались подняться. Каждый шаг означал еще одно убийство. Я уже вспотел — пот стекал на глаза и вызывал жгучие слезы. Я не мог отвести взгляда от громадного черного существа и его крылатых рабов-генералов. Я не мог сосредоточиться ни на чем другом, как не мог никто из моих братьев. Мы продолжали бойню лишь благодаря мышечной памяти, посылая болтерные снаряды в бурлящий вокруг нас океан плоти.

А затем… потеря. Один из голосов смолк, и песнь безнадежно ослабла.

Харвен из Второго братства погиб первым. Это я узнал уже позже, когда небеса больше не изливали кровь на обезумевший мир. Демон вогнал медный рунический клинок ему в живот и замедлил на достаточное время, чтобы хохочущие и вопящие существа утянули его вниз. Тогда же я знал лишь то, что один из голосов нашего идеального психического хора затих навеки.

У нас был приказ. Те, кто отстал, считались мертвыми.

Я ощутил мимолетный укол болезненного любопытства — ударила ли эта потеря по ближайшим братьям рыцаря? Был ли он простым голосом, исчезнувшим в яростной песне, или же острой утратой, которую испытывал я после гибели Сотиса?

Мой болтер непрерывно содрогался, посох вонзался в мясо. Теперь мы едва могли двигаться, но это было уже неважно.

Нерожденные высшего хора почти добрались до нас. Их смрадные крылья отбрасывали длинные тени, как будто небо, черное от вздувшихся кровью туч, могло потемнеть еще сильнее. Автоматически активировалось ночное зрение. Почти ничего не изменилось. Мне мешала видеть кровь, заливавшая глазные линзы шлема. Ругань и психическое раздражение подсказали, что моим братьям приходилось не легче.

Неподалеку я услышал треск плети, резкий, будто хруст кости. Песнь стала еще тише, из-за крови, грохотавшей в ушах, мне сложно описать, как это ощущалось, как слышалось. Я не хочу никого оскорбить, но для понимания некоторых вещей необходимо шестое чувство.

Нет времени на раздумья. Опыт перестал что-либо значить. Вот в чем была наибольшая разница между этим боем и сражениями прошлого. Фехтование и меткость стали никому не нужны. Это был бой, оголенный до невзыскательной чистоты, скорее утомительный труд, нежели поединок с достойным противником. Мы убивали, убивали и убивали, позабыв о времени, перестав ощущать что-либо, кроме боли трясущихся рук и дикой злости, пронизывающей Великое Единение.

Та злость двигала всеми нами, в симбиозе с гневом она охватила каждого из нас. Мы были Серыми Рыцарями. Мы были рождены идти в бой с холодной кровью и холодным сердцем, защищенные от эмоций собственной чистотой. И все же моя кровь пылала — она громогласно вскипала в камерах сердца и разливалась по всему телу.

Мои братья чувствовали то же самое. Их гнев захлестывал меня, и я ощущал, как мой — охватывал их. Мы чувствовали его, отражали его, направляли обратно в паутину сознания, которая объединяла нас.

Земля содрогнулась, когда демон Кровавой Претории приземлился среди наших рядов. Меня это не волновало. Я не озирался, чтобы посмотреть, какие из братских отделений вступили с ним в бой, как не волновало то, что случится с ними в исходе баталии. Мы шли вперед, шаг за шагом прокладывая себе путь.

Стих еще один голос. И еще. И еще. И еще.

На доспехах шипела и исходила паром оскверненная кровь. Теперь я убивал только по звуку и психическому чувству — мой штурм-болтер мгновенно рявкал в направлении звука, который не мог принадлежать человеку, навершие посоха било туда, где я ощущал сознание без души.

+ Гиперион, + голос Малхадиила разнесся по нитям соединенных разумов. Он казался слабым. + Гиперион, я ничего не вижу. +

Я рискнул. Я рискнул оглянуться. Мимолетной пульсацией я направил энергию в посох, заставив силовые катушки исторгнуть звуковую волну отражающей силы. Нерожденные с визгом отлетели назад, и за дарованные секунды я повернул шлем на толстых шейных сервоприводах, чтобы посмотреть на брата. Я и сам практически ничего не видел. Я не знал, на что он надеялся.