Несомненно, мужчина на фотографии имел полное сходство с другим мужчиной, который три часа назад укатил на моем открытом «Порше». Только на фотографии он был лет на шесть-семь помоложе. Я утвердительно кивнула.

– Конечно, это мой хороший друг, мсье Тосс, – вернула я фотографию немецкому флегматику. Он зачерпнул ее своими слишком большими, слишком неуклюжими, наверняка нечувствительными пальцами. Я редко ошибаюсь в мужских пальцах: про то, чего от них ожидать, я успела узнать за свою жизнь многое. – Правда, тут, на фотографии, он значительно свежей, чем в жизни. Но насколько я понимаю, у него всегда утомленный вид, когда он пишет. А он, бедняжка, так выкладывается, совсем не щадит себя… Вы же знаете, что Анатоль писатель? – стрекотала я, заманивая доверчивого противника в свои вязкие, липкие, словоохотливые сети.

– Ну конечно, – согласились эти двое почти одновременно, а флегматичный профессор тут же добавил: – Так выходит, что вы хорошо его знаете?

– Мы подружились за эти несколько недель, – заверила я его. – Здесь, знаете, в этой швейцарской глуши редко встретишь интересного собеседника.

– Да-да, – пробормотал немец, и они снова переглянулись.

– Versuch so viel, wie moeglich Informationen zu bekommen, – снова невежливо перешел на недоступный мне немецкий герр балетный артист. Что в переводе означало: «Постарайся выведать у нее как можно больше информации». Я, конечно, окинула их беспомощным взглядом.

– Что-что? – добавила я для пущей убедительности.

Профессор заметно напряг свои профессорские мозги, потому что многие профессорские мозги не очень подходят для выведывания у посторонних их житейских секретов. Ну действительно, ведь если они с Энэтоли друзья, то какая информация их может интересовать? Они и сами все должны знать о своем друге.

Он еще подумал с минуту, запивая свои мысли чистым «Перье» без газа, и ничего, похоже, не придумал.

– Простите, как вас зовут? – поинтересовался он взамен.

– Зовите меня просто Кэтрин, – сердечно представилась я, растапливая улыбкой лед первого знакомства.

– Видите ли, фрау Кэтрин, – начал немец и снова сбился, – мы сказали не всю правду там, на ресепшн… – Я удивленно подняла брови – мол, неужели? Как такое может быть?! – Видите ли, мы лично с Тоссом не знакомы, мы много наслышаны о нем, даже имеем к нему некоторое отношение, но случая познакомиться нам не представилось. Хотя нам этого очень бы хотелось.

Я тут же поздравила себя с успехом: все-таки знание жизни и людей – полезное знание. Ведь вот так, совершенно незаметно, я подвела их обоих к тому, что они не только добровольно мне открылись, но и готовы чистосердечно отвечать на вопросы. А вопросы, кстати сказать, у меня имелись, и не в единственном числе.

– Чем же он вас заинтересовал, наш неуловимый Энэтоли? – подтолкнула я разговор в нужном направлении, вслед за немцем коверкая имя бедного моего соавтора, ударяя его на второе беззащитное «э».

– Понимаете… – профессор стал подыскивать трудные английские слова, – дело выглядит достаточно странным… – и он снова замялся. Я не перебивала, пусть мнется, сколько ему требуется. – Можно сказать, почти метафизическое перед нами дело. У Тосса есть книга, называется «Фантазии женщины средних лет», она достаточно известна, даже пользуется успехом. Так вот, эта книга попалась в руки Роману, – он указал на Стоева. – Роман получил травму, он сейчас не репетирует, вот и листает время от времени книги.

– Наверстывает пробелы балетного детства, – зачем-то вставила я, зная, что балетные в детстве ничего, кроме балета, не видят. Но шутка оценена не была, во всяком случае, серьезный профессор взглянул на меня с очевидным недоумением и поправил дужку очков. Ну и поделом мне, надо знать, с кем шутить.

– Так вот, Роман начал читать «Фантазии женщины…», – продолжал Вейнер, – и каково же было его удивление, когда он наткнулся на свою фамилию. Там есть рассказ в книге, совершенно отдельный, не имеющий к главному сюжету отношения, так вот, в рассказе присутствует персонаж по фамилии Стоев, артист балета. – Здесь, видимо, я должна была проявить изумление, и я его проявила, но без слов, только мимикой. – Более того, я там тоже присутствую как профессор Берлинского университета Вейнер, и мы с Романом там тоже друзья, как и в реальной жизни.

Тут я перестала изумляться только лицом и перешла на слова:

– Может быть, Энэтоли где-то встретил вас обоих и использовал в качестве прототипов? Достаточно известный литературный прием. Только Тосс к тому же использовал ваши реальные имена. Но такое тоже бывает.

– Вполне вероятно, – закивал своей большой очкастой головой Вейнер. – Мы тоже так поначалу подумали. Правда, сюжет рассказа совершенно не соответствовал событиям нашей реальной жизни, да и наши характеры отличаются от описанных в рассказе…

– Расскажи мадам Кэтрин о Жаклин, – вмешался Стоев на сей раз на английском, который в его балетном исполнении понять было куда сложнее, чем немецкий. Но при этом он так взмахнул рукой, так грациозно, в движении было столько откровенной красоты, что я тут же простила ему чудовищный акцент.

– Сейчас-сейчас, – пообещал профессор, – сначала я расскажу о нас с тобой. Так вот, поначалу мы удивились, и только. Но потом… – Он снова начал выдерживать длинные паузы. – Потом стали происходить вещи непонятные. – Я подалась вперед в нетерпении. – Просто, можно сказать, необъяснимые вещи… – Я подалась вперед еще сильнее. – Я бы сказал, метафизические… – Ну сколько можно тянуть, мне некуда уже было подаваться. – Понимаете, то, что написано в рассказе, стало происходить в реальной жизни…. – И он замолчал окончательно, явно смущаясь собственных слов. Молчала и я, тоже смутившись. Я всегда пасую при появлении чертовщинки.

– Я знаю, в это трудно поверить, но многое… не все, но многое, что написано у Тосса, стало свершаться с нами.

– Например? – поинтересовалась я.

– Расскажи ей о Жаклин, – снова вставил Стоев.

– Да-да, сейчас, – снова пообещал Вернер, – сначала о нас с тобой. Например, Роман вскоре получил травму голеностопа, подвернул ногу на репетиции. Понимаете, Кэтрин, книга издана за пару лет до этого, когда Роман был абсолютно здоров, и в ней Стоев тоже артист балета, звезда, но после травмы он уже не выступает. То есть его травма оказалась предсказана.

Тут я пожала плечами – совпадение, конечно, но не вопиющее, я в жизни встречала и не такое.

– Может быть, это просто совпадение, – озвучила я свои сомнения.

– Я тоже так думал, – согласился Стоев на английском. – Но потом все оказалось не так. – Очевидно, на этом языке он умел говорить только короткими, корявыми фразами. Впрочем, зачем балетным слова? Их язык – язык движения и жестов.

– Потом оказалось, что Роман неожиданно встречает женщину, которую знал еще в молодости, ну, вы понимаете, с которой в молодости его связывали любовные отношения. И у них все возобновляется. Тоже, как описано в рассказе.