и место, которым наши предки владели почти пятьсот лет[373], и ни война не заставит нас так поступить, ни иное ниспосланное богами бедствие. Поэтому нам не подходит и учреждение общего сената, и образование единого полиса. 2. Поэтому, если угодно, пусть это условие будет записано в договоре и да будет уничтожен всякий повод к войне». Хотя они в этом пришли к соглашению, но начали спорить, какая из общин должна обрести первенство, и много по этому поводу было произнесено речей с обеих сторон, так как каждый считал справедливым, чтобы именно его собственная община правила другим. Скажем, альбанец приводил такого рода доводы: 3. «Мы, о Тулл, достойны править и целой Италией, потому что вобрали в себя эллинский народ, величайший из всех народов, что населяют эту землю, и народом латинов. А если и остальными народами считаем мы справедливым предводительствовать, то не самоуправно, но согласно общему человеческому закону, который нам всем дала природа, иными словами, чтобы предки правили потомками. Мы уверены, что помимо всех прочих колоний, которые вплоть до нынешнего времени нам не в чем было упрекнуть, нам положено управлять и вашим городом, ибо мы вывели его в качестве колонии не столь давно, чтобы забылось и изгладилось из памяти то, что род ваш пошел от нас за три поколения до нас. А если природа, поправ людские мерила правоты, установит, чтобы молодое повелевало старым, а потомки — предками, тогда и мы согласимся, чтобы метрополия подчинялась колонии, но не ранее того. 4. Итак, предлагая такое, единственно правильное обоснование власти, мы охотно не отказываем вам и в другом. К тому же поймите, что говорится это не в обиду или в порицание, но по очевидности. Каким род альбанцев был во времена основателей города, таким он и остается до сих пор, и никто не сумеет назвать хоть одно человеческое племя — помимо эллинского и латинского, — которому мы передали бы наше государство![374] Вы же строгость общественных уз у самих себя разрушали, приняв к себе и тирренов, и сабинян, и всяких прочих бездомных бродяг, и немало просто варваров, так что ваше коренное население, пришедшее из нашего города, намного уменьшилось по сравнению с пришлым и иноплеменным. 5. Поэтому передади мы власть вам, чужой род будет править коренным, варварский — эллинским и пришлый — урожденным на этой земле. Вам ведь нельзя заявить в оправдание, что, дескать, вы никогда не дозволяли толпе пришельцев обрести власть в общине, а сами как уроженцы этой земли и полисом правите, и в сенате заседаете. Вы же, напротив, и царями избираете чужеземцев, и большая часть сената состоит у вас из пришельцев, ни об одном из которых вы не можете утверждать, будто терпите его по доброй воле. Кто из более сильных добровольно ставит над собой власть более слабого? И было бы немалой глупостью и бедствием для нас по доброй воле принять то, что вы, можно сказать, терпите по безвыходности. 6. Последнее слово мое таково. Ни единая часть политического организма города альбанцев, заселенного вот уже на протяжении восемнадцати поколений[375] и сохраняющего в надлежащем порядке все, что привычно и установлено предками, уже не подвержена потрясениям, ваш же полис еще не упорядочен и не обустроен, будто он только что возник; он состоит из множества народов, и ему требуется еще много времени и разных испытаний, чтобы порядок устоялся и он перестал бурлить и пребывать в смятении, как сейчас. Любой подтвердит, что умиротворенным пристало управлять находящимися в раздорах, проверенным — еще не прошедшими проверку прав, и здоровым — теми, кто охвачен недугом. Если же вы считаете верным противоположное этому мнению, вы совершаете ошибку».

XI. После того как Фуфетий произнес это, Тулл, взяв слово, сказал: «Право доблести от природы и предков у нас и у вас, о Фуфетий и мужи альбанские, — общее: ведь мы превозносим одних и тех же прародителей, так что не должно кому-то из нас требовать большего почета. Всегда ли метрополии управляют колониями, что, по вашему разумению, является установленной законом непреложностью — так это и не соответствует истине, и несправедливо. 2. И действительно, встречается много среди рода людского племен, у которых метрополии не управляют, но подчиняются колониям. Безусловный и самый наглядный пример того — полис спартиатов, почитающий верным править не только остальными эллинами, но и всем дорийским племенем, откуда сам произошел. Что же говорить о прочих? Ведь и сами вы, основавшие наш город, являетесь колонистами лавинийцев. 3. И если в самом деле существует закон метрополии управлять колонией, может быть, сначала лавинийцам надлежит учреждать законы для нас обоих? Для ответа на ваш первый довод, хотя он и не лишен известной соблазнительности, сказанного довольно. Но когда ты, Фуфетий, принимаешься противопоставлять образ жизни наших общин, заявляя, будто благородное происхождение альбанцев всегда обеспечивает неизменность вашего устройства, а наши устои губит примесь иноплеменного, и что чужеземцы не достойны управлять коренными жителями, а пришлые — уроженцами данной земли, знай, что и этот ваш принцип в высшей степени ошибочен. 4. Ведь мы совершенно не стыдимся, объявляя наш город открытым для желающих, но, наоборот, гордимся этим, ибо не сами изобрели такой путь к счастью, но взяли пример с государства афинян, слава которого среди эллинов является величайшей, а вслед за этим примером не в меньшей, если не в большей степени, — и само государственное устройство. 5. И у нас это обстоятельство, став источником многочисленных благ, не вызвало ни недовольства, ни раскаяния, что случилось бы непременно, соверши мы ошибку. И правит, и царствует, и остальными почестями пользуется у нас не тот, кто стяжал обильные богатства, и не тот, кто готов перечислить целый ряд местных предков, но всякий, кто достоин подобных отличий. Ведь мы считаем, что благородное происхождение проявляется не в чем ином, как в доблести. Весь прочий народ есть тело, придающее мощь и силу тому, что решено лучшими людьми. И наш город возрос из малого и стал грозой соседей из крайнего ничтожества благодаря именно такому человеколюбию. А первенству этому, которое у нас не оспаривает никто из латинов, положило начало у римлян как раз то общественное устройство, которое ты, Фуфетий, охаиваешь. 6. Ведь сила гражданства покоится на мощи оружия, а сама эта мощь исходит от изобилия живых людей. Малым же и малочисленным, а вследствие этого слабым, не должно править другими, да и собою им не следует управлять. 7. В