III. Но когда послы прибыли в Рим, Тулл, заподозрив, что они будут требовать удовлетворения, решил опередить их, стремясь переложить на них вину за то, что они разорвали соглашения, которые были заключены с колонией. Ведь между общинами действовали утвержденные при Ромуле договоры[370], которые содержали различные справедливые условия — в том числе и то, чтобы ни один из городов не начинал войны; а город, обвиняющий другой в какой бы то ни было несправедливости, может требовать удовлетворения у поступающего несправедливо, и если не получит его, то имеет право вести законную войну[371], поскольку договоры уже считаются разорванными. 2. Заботясь о том, чтобы римляне не выглядели повинными, когда у них первых потребуют удовлетворения, а затем не оказались виноватыми пред альбанцами, Тулл поручил самым знатным из своих друзей принять альбанских послов как гостей, со всем радушием, и удерживать их у себя в домах, а сам, сославшись на какие-то неотложные дела, уклонился от встречи с ними. 3. Когда же наступила ночь, он отправил в Альбу самых знатных мужей вместе с фециалами, наказав им, что надо предпринять, дабы потребовать от альбанцев удовлетворения за то, в чем римляне претерпели ущерб. Посланцы еще до восхода солнца завершили путь и, когда утренний форум наполнился народом, встретили находившегося там Клуилия и, изложив все, в чем римляне претерпели несправедливость со стороны альбанцев, принялись требовать, чтобы те исполняли то, что было условлено между городами. 4. Клуилий же, поскольку-де альбанцы первыми отправили в Рим тех, кто потребует удовлетворения, но ответа не удостоились, приказал римлянам как стороне, нарушившей договор, удалиться и объявил им войну. Но глава посольства, которого как раз и изгоняли, пожелал услышать от Клуилия только одно, признает ли тот, что первыми нарушают договоренности те, у кого потребовали удовлетворения, а римляне не собираются нарушать ничего из того, что освящено богами. 5. Клуилий это признал, и тогда глава посольства воскликнул: «Теперь я призываю в свидетели богов, которых мы сделали свидетелями договоренностей, что для римлян, которые первыми не получили удовлетворения, война против тех, кто нарушил договор, будет освященной богами, а вы будете обвиняемой стороной, о чем вопиют все обстоятельства. Ведь, когда и у вас потребовали удовлетворения, вы первыми не дали его и первыми объявили нам войну. А посему недолго вам ждать тех, кто будет мстить вам с оружием в руках». 6. Выслушав вернувшихся в Рим послов, тогда-то Тулл и повелел пригласить альбанцев, чтобы те сообщили, по поводу чего они заявились. Когда же они известили об упомянутом поручении Клуилия и пригрозили войной, если не получат удовлетворения, Тулл изрек: «Я раньше вас сделал это и не получил ничего из того, что предусмотрено соглашениями, кои явно вы первыми разорвали и обратили в ничто: вот поэтому я объявляю альбанцам законную и справедливую войну».

IV. После таких предварительных действий обе стороны начали готовиться к войне, не только вооружая свое собственное войско, но и призывая ополчение от союзных им общин. Когда же у них все было приготовлено, противники устремились навстречу друг другу и стали лагерями на расстоянии сорока стадиев от Рима: альбанцы — у так называемых Клуилиевых рвов (они еще сохраняют имя того, кто их соорудил), а римляне — выбрав наиболее пригодное для стоянки место немного ближе к Риму. 2. Когда же и те и другие обнаружили, что войска противника и числом людей не уступают друг другу, и на оружие не поскупились, и в прочем снаряжении не испытывают нехватки, то они отказались начать сражение немедленно, дабы натиском обратить противника в бегство, как предумышляли поначалу, но стали больше заботиться об обороне, нежели о том, чтобы напасть первыми, и принялись воздвигать высоченные частоколы. А самые кроткие из воинов задумались над тем, что они предпринимают не лучшее, и начали порицать власти предержащие. 3. А пока время тянулось впустую — ведь они не тревожили друг друга ни вылазками пехотинцев, ни стычками всадников, ничем, что было бы достойно упоминания, — Клуилий, которого считали виновником войны, тяготясь бесполезным сидением в лагере, решил вывести войско и первым вызвать врагов на битву, а если они не примут вызова, атаковать их укрепления. 4. Подготовив все для сражения и соорудив все необходимое на случай надобности штурмовать стены, Клуилий с наступлением ночи лег спать в своей палатке — кстати, и стража, полагавшаяся ему, бдила, — а на рассвете его нашли мертвым, причем на теле его не оказалось никаких следов ни ножа, ни яда, никакого другого насилия.

V. Поскольку происшествие произошло неожиданно, естественно, искали причину его; ведь никому не пришло в голову винить в смерти Клуилия перенесенную ранее болезнь. Одни, возводя всякую человеческую участь к божественному промыслу, уверяли, что он умер от гнева богов, потому что разжег желание метрополии воевать против колонии, желание войны и несправедливой, и незаконной. Другие, считая войну весьма прибыльным делом и горюя о потере немалой добычи, относили происшедшее к злым козням и зависти человеческой, обвиняя каких-то политических противников в том, что они, отыскав неизвестный яд, против которого трудно найти противоядие, с его помощью отравили Клуилия. 2. Третьи же говорили, что он, подавленный печалью и не зная, что делать, избрал добровольную смерть, когда все пошло у него из рук вон плохо и ничто из ожидаемого не складывалось так, как было задумано вначале, когда он только приступил к делу. Но те, кто не был с военачальником ни в дружеских отношениях, ни во враждебных, имели свое суждение о произошедшем. Им казалось, что скорее всего мужа этого сразил не божественный гнев, не каверзы политических соперников и не безысходность в делах, но закон природы и необходимость исполнить обязательное предопределение, которое суждено всем рожденным. 3. Таким образом, прежде чем проявилось присущее его происхождению благородство, Клуилий встретил подобную кончину, а вместо него всеми, кто находился в лагере, был назначен диктатором Меттий Фуфетий — и на войне неумелый полководец, и в деле сохранения мира муж ненадежный. Поначалу он не меньше любого альбанца стремился к раздору между городами — почему его и сочли достойным командования после смерти Клуилия, но, получив бразды правления и осознав, что все в предпринятых делах идет тяжко, переменил былое мнение и посчитал необходимым продолжать боевые действия с отсрочками и промедлениями, заметив к тому же, что и альбанцы уже не все горят воинственным пылом и что результаты жертвоприношения его во имя войны не сулили ничего хорошего. 4. Наконец, узнав, что если и