альбанцы, и римляне не прекратят войну, то им угрожает опасность извне, пренебрежение которой может привести к уничтожению обоих войск, Фуфетий решил призвать врагов к примирению и первым отправил вестников. Опасность же эта состояла в следующем.

VI. Вейяне и фиденяне, владея большими и многолюдными городами, еще в царствование Ромула развязали войну с римлянами[372] за власть и господство, после которой, сгубив свое сильное войско и лишившись в наказание части земли, были вынуждены перейти под власть победителей. Об этом я подробно рассказывал в предыдущей книге. Но, воспользовавшись долгим миром в правление Нумы Помпилия, они приумножили и людей, и имущество, и прочие виды благосостояния. И вот, вдохновленные этим, они вновь возжелали свободы, возгорелись непомерной гордыней и начали готовиться к тому, чтобы отпасть от римлян. 2. До поры до времени их замыслы об отпадении все же оставались тайными, в период же войны с альбанцами они вышли наружу. Разведав, что римляне со всем войском отправились на битву с альбанцами, они решили, что настал самый подходящий случай для нападения и составили тайный план во главе с самыми могущественными людьми, чтобы все способные носить оружие собрались в Фидены, передвигаясь скрытно и небольшими группами, дабы как можно дольше не быть обнаруженными теми, против кого они злоумышляли. 3. Собравшимися решено было ожидать удобного момента, когда войска и римлян, и альбанцев, покинув укрепления, выдвинутся на поле сражения. А известить их об этом должны были с помощью условных знаков лазутчики, устроившие дозоры в горах. Когда же знаки будут поданы, условились с оружием в руках поспешить против и римлян, и альбанцев, тем более что дорога, ведущая от Фиден к лагерям, была не длинной, и пройти по ней можно было самое большее за два-три часа, и, появившись на месте битвы, когда та уже будет подходить к концу, разумеется, ни одну из сторон не рассматривать как дружественную, напротив, кто бы ни побеждал — альбанцы или римляне — истребить победителей. Вот о чем договорились правители общин. 4. Так вот, если бы альбанцы с большим рвением устремились на битву, презрев римлян, и помышляли бы все разрешить в одном сражении, ничто не могло бы помешать тому, чтобы подготовленная для них западня осталась тайной, и оба войска были бы уничтожены. Но ныне как неожиданное для всех затягивание войны, так и длительность подготовки развеяли их замыслы. Ибо некоторые из участников заговора, то ли преследуя собственную выгоду, то ли завидуя своим вождям и тем, кто присоветовал им стать заговорщиками, то ли испугавшись доноса (что многим доводилось изведать в столь многолюдных и затянувшихся заговорах), то ли принужденные божественным внушением, которое не позволяет, чтобы неправедное дело возымело счастливый конец, — донесли о западне противнику, то есть альбанцам.

VII. Как только Фуфетий узнал об этом, он еще больше заторопился заключить перемирие, так как, по его мнению, у них не оставалось другого выбора. Но и царю Туллу поступил донос от друзей из Фиден о том же заговоре, так что и он, более не медля, принимает предложение Фуфетия. Тогда они оба сошлись в местечке, отстоявшем на равном расстоянии от обоих лагерей, каждый сопровождаемый советниками для помощи в вынесении решения, сначала поприветствовав друг друга по обыкновению и выказав дружеское и родственное благорасположение, оба повели речь о перемирии. 2. Вначале заговорил альбанец: «Мне кажется, необходимо прежде всего объяснить причины, по которым я первым посчитал нужным говорить о перемирии, — хотя и в сражении не был побежден вами, и ничто не мешало мне подвозить себе припасы, и никакая иная необходимость не принуждала меня к этому, — чтобы вы не возомнили, будто я признаю слабость моего войска, а вашу мощь неодолимой, и ищу благопристойного прекращения войны. Ведь вас из-за вашей спеси трудно было бы вынести, если бы вы надумали что-либо этакое про нас и не пожелали бы предпринять ничего разумного, словно уже побеждаете в войне. 3. Поэтому, чтобы вы не измысливали ошибочных представлений относительно моего намерения, т.е. о том, почему я считаю обоснованным прекращение войны, — выслушайте истинные причины. Я, назначенный отечеством диктатором, как только вступил в должность, начал размышлять о поводах, вовлекших наши города в распрю. Видя же, что они мелки, даже ничтожны и не способны разорвать нашу дружбу и родство, я полагаю, что верным не было решение ни альбанцев, ни ваше. 4. Но отчетливее я понял это и осознал страшное заблуждение нас обоих, когда приступил к делам и начал подмечать пристрастия каждого. Дело в том, что я обнаружил, что и на частных, и на общих сходках не все альбанцы придерживаются единого мнения о войне. А к растущему недовольству, понятному по человеческой природе, добавились еще более неблагоприятные божественные знамения относительно войны, которые мной получены во время жертвоприношений, что усилило мои глубокую печаль и колебание. 5. И вот, сознавая это, я воздержался от битвы, но начал прибегать к отсрочкам и промедлениям в военных действиях, надеясь, что вы первыми заведете разговор о дружбе. И следовало бы, о Тулл, сделать это вам, а не ждать, пока начнет метрополия, ибо вы — наши колонисты. Ведь какие почести заслуживают от детей отцы, таких же ожидают от колонистов основатели полисов. 6. Но пока мы медлим и взираем друг на друга, выжидая, кто же выступит зачинателем благоразумных речей, иная угроза, совершенно неподвластная человеческой воле, овладевает нами и объединяет нас. Я узнал о ней, когда она еще была от вас скрыта, и уже не помышлял более о необходимости искать благовидные предлоги для перемирия. Ведь вокруг, о Тулл, плетутся страшные заговоры, и против нас обоих задумана хитрая ловушка, что без борьбы и без труда может сокрушить и уничтожить все дела рук наших при нападении на нас по праву огня и воды. 7. Зачинщиками же нечестивых козней являются правители фиденян и вейян, составившие заговор. А каков был характер их преступного намерения и откуда я узнал о тайных помыслах, слушайте».

VIII. Высказав это, он дал некоторым из присутствующих огласить письма, которые ему доставил кто-то от его гостеприимцев в Фиденах, и предъявил посланца. Когда же с письмами ознакомились и приведенный поведал обо всем, что услышал непосредственно из уст их отправителей, слушателями овладело страшное смятение, как обычно случается при столь большой беде, поскольку свалилась она на них неожиданно. Фуфетий, немного выждав, продолжил речь: 2. «Вы выслушали, римские мужи, сведения о причинах, по которым я до поры до времени откладывал столкновение