Меч делает кувырок и приземляется на половине Шефа. Теперь все взоры устремлены к судьям. Шеф отступает на шаг, другой и… упорно смотрит куда-то ввысь. В ответ — негромкое зрительское эхо, которое постепенно сменяется нарастающим гулом одобрения. Профессиональное око уже оценило потрясающие возможности нового оружия, а также вытекающие отсюда последствия для двух гебридцев. С окаменевшим лицом Магнус двинулся вперед, нагнулся, поднял оружие. Чуть помешкав, он коротко отсалютовал противнику и занял место на своей половине.

На сей раз Шеф бьет с левого замаха. Бьет на совесть, как дровосек, валящий сосну. Левая рука в момент удара скользит вперед и сообщает собственную силу, а заодно и вес семи фунтов металла разящему лезвию. Кольбейн начеку, он живо выбрасывает вверх правую руку и встречает удар над головой товарища. Топор вгрызается в край щита и, лишь слегка пойдя вкось из-за столкновения с металлическим ободом, вмиг прорубает два фута деревянной основы и глубоко застревает в рыхлой земле. Небольшое усилие, и Шеф уже готов к продолжению поединка.

Кольбейн осмотрел по-прежнему свисавшие с руки останки щита и что-то шепнул Магнусу. Хальвдан Рагнарссон с бесстрастным выражением шагнул вперед, подобрал располовиненный деревянный овал и небрежно откинул его в сторону.

— Щиты подлежат замене только по согласию обеих сторон, — молвил он. — Продолжайте.

Уже с нескрываемым отчаянием Магнус шагнул вперед и внезапно, не изготавливаясь, нанес коварнейший удар снизу под колени противнику. Вооруженный мечом боец, верно, попытался бы прыгнуть над клинком — удар шел по высоте, на которую воин должен уметь прыгать с места. Шеф лишь едва шевельнул правой рукой, и запаянное в сталь древко намертво остановило удар. Не дожидаясь, когда Магнус успеет воспользоваться помощью товарища, он сделал выпад острием пики, на сей раз ведя ее снизу вверх. Глухой стук при соприкосновении с остатками щита и вязкое сопротивление, в котором явно участвует не одно только дерево. Кольбейн понуро уставился на лезвие в фут длиной, что, пронзив по пути щит, раздробив локтевой сустав и несколько косточек, выступило наружу из его предплечья.

Шеф перенес руку к боевой части алебарды, покрепче ухватил и рванул на себя древко. Кольбейн пошатнулся, заступил за разграничительную линию, но тут же порывистым движением убрал ногу. Когда наконец он обрел равновесие, в лице, искаженном мукой и страхом, не было ни кровинки. В то же мгновение толпа отозвалась разноголосым ревом.

— Остановить бой, он заступил за черту!

— Он ударил того, кто держал щит!

— Неважно, он ударил воина. А тот сам подставился под удар…

— Кузнец первым пустил кровь. Значит, все квиты…

— Бой надо прекратить! — гаркнул Торвин.

И однако громче всех прозвучал глас ярла Сигварда:

— Пусть продолжают. Они — воины, а не девчонки, чтобы сопли распускать из-за царапины.

Шеф покосился на судей. Хальвдан был суров, но, кажется, пребывал под сильным впечатлением. Он отмахнулся от незваных советчиков.

Кольбейн, трясясь всем телом, нащупывал пряжки на постромках щита. То, что от него оставалось, было теперь ни на что не годно. Магнус, в свою очередь, побелел от ужаса. Каждый новый удар, казалось, приближал его гибель. И вот теперь у него нет ни защитника, ни защиты. Но нечего и помышлять о побеге. Равно как и о том, чтобы просить пощады.

Лицо его исказила безобразная гримаса. Он ударил слепо, бездумно — поднял меч и что есть мочи опустил его на врага. Удар был из разряда тех, от которого, не раздумывая, увернется любой здравомыслящий воин. Но правила holmgang'a. неумолимы. Шеф должен был оставаться на месте. Впервые по ходу боя он резко развернул левую руку и со всей возможной мощью встретил опускающийся клинок краем топора алебарды. Противодействие было настолько сильным, что на мгновение вывело Магнуса из равновесия. Пятясь назад, он скосил глаза на свой меч. Тот был еще цел, но лезвие в одном месте было уже наполовину пропорото, а сам меч кривизной больше походил на тесак.

— Мечи подлежат замене, — нараспев повторил Хальвдан, — только по соглашению обоих участников…

Лицо Магнуса почернело. Собравшись с духом, он попытался выпрямиться и так, глядя врагу в лицо, встретить неминуемую кончину. Кольбейн нетвердым шагом подошел к товарищу и с помощью правой руки приподнял руку, которая еще недавно держала щит.

Шеф оглядел лезвие своей алебарды. Провел большим пальцем по свежей бороздке. Надо будет хорошенько приложиться напильником. Оружие его зовется «возмездие раба». Сейчас оно в его руках потому, что стоящий напротив него человек убил беззащитного раба. Настает пора возмездия. Он будет мстить. За этого трэля и, конечно, за многих других.

Но ведь той зуботычиной гебридец был обязан не тому, что убил трэля, но тому, что не пожелал уступить его ему, Шефу. Не дал ему расспросить англичанина о машинах, которые тот строит. Если он сейчас прикончит Магнуса, того заветного знания ему все равно не стяжать. А кроме того, кое-каких знаний ему и так сегодня прибавилось.

В гробовой тишине Шеф сделал шаг назад и вонзил острие алебарды в грязный песок. Отстегнул ремешки на щите, и тот брякнулся ему под ноги. Обернувшись к Хальвдану, он, желая, чтобы его слышала вся армия, прокричал как можно более звонким голосом:

— Я прекращаю этот holmgang и прошу судей рассудить нас по справедливости. Я сожалею о том, что в приступе гнева ударил Магнуса Рагнальдссона и выбил ему два зуба. Если он не будет более настаивать на holmgang'c, я готов повиниться перед ним за свой поступок, а также за рану, нанесенную сейчас его помощнику Кольбейну, и обещаю впредь стать ему верным другом.

Вой разочарования смешался с возгласами горячего одобрения. Страсти накалялись. В нескольких местах несогласным уже пришлось отстаивать свое мнение кулаками. Судьи, сбившись плотной кучкой, пытались прийти к какому-то выводу. Наконец было решено выслушать гебридцев. По-видимому, им удалось обо всем договориться. Толпа понемногу угомонилась. Ей предстояло не только узнать о принятом решении, но и выразить к нему собственное отношение. Шеф ожидал его без малейшего трепета. Даже жутковатые сцены прежнего Рагнарссонова судилища не будоражили более его память. Он не усомнился в том, что точно угадал настроение толпы. Судьи же никогда не посмеют пренебречь им.

— Мы, трое судей этого holmgang'’а, заявляем, что обе стороны вели себя в нем храбро и честно, не уронив своего достоинства. Мы заявляем, что ты… — Хальвдан несколько раз попытался произнести английское имя, но неудачно, — что ты… Скьеф, сын Сигварда, вправе просить нашего суда, поскольку сделал это перед своим ударом. — Хальвдан покосился по сторонам и повторил довод еще раз: — Поскольку ты сделал это перед своим ударом! Мы узнали, что об этом думает Магнус Рагнальдссон. Он также согласен принять наш суд. А потому мы объявляем, что поединок этот прекращается и обидчик Магнуса не понесет наказания.

После этого вперед выступил сам Магнус.

— Я заявляю, что готов принять извинения Скьефа Сигвардссона за повреждения, которые он нанес мне и моему товарищу Кольбейну Кольбрандссону, которые мы оцениваем в марку серебром каждое… — тут ему пришлось перекрикивать свист и улюлюканье, которыми было встречено столь скромное предложение островитян, чья алчность стала притчей во языцех, — при соблюдении одного условия. Скьеф Сигвардссон в своей кузнице должен смастерить для нас обоих оружие, похожее на то, которым владеет он сам. За эту работу от каждого из нас он получит полмарки серебром. А уж после этого мы готовы предложить ему нашу верную дружбу.