случае в Балхе и познакомившись с содержанием благословенного письма [его величества], предпочли поход возвращению [в Бухару] и поневоле, забив в барабан выступления на Балх, направились туда. Пересекая пространства, они переходили остановку за остановкой. В местности *Чилбир-и Ибрагим мирахур[291] они соединились с бесчисленными, как муравьи или саранча, войсками [племен] левой и правой стороны. Бухарское войско, до сего раздумывавшее о своей малочисленности и о приходе Ни'матуллы дадхи, [теперь], с приходом многочисленного войска [племен] правой и левой стороны, сразу обрело новый дух. Быстро пройдя [через урочище] Казканаты[292], войска расположились в местности Юрак-тепе[293] и занялись там [наилучшим] устройством [разных] неотложных дел, а равно [соображениями], каким порядком осуществить способы [победоносной] встречи с [противной] стороной. До /180б/ берега Аму-Дарьи шли [отсюда], совершенно нигде не отдыхая; когда достигли крепости Келиф[294], то [у всех] исчез страх перед [неприятельскою] стороною, который до того ощущался в сердцах бухарцев.

О ПРИБЫТИИ ИЗ ТЕРМЕЗА НИ'МАТУЛЛЫ ДАДХИ ВО ИСПОЛНЕНИЕ ПОВЕЛЕНИЯ ГОСУДАРЯ, О СВИДАНИИ ЕГО С МА'СУМОМ АТАЛЫКОМ И О ВЫЯСНЕНИИ НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫХ ОБОСТРЕННЫХ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ ЭТИМИ ДВУМЯ ЭМИРАМИ ВО ВРЕМЯ (ИХ) СВИДАНИЯ, А В ОБЩЕМ ОБ УСТАНОВЛЕНИИ (МЕЖДУ НИМИ) НЕИСКРЕННЕГО МИРА.

Летучие страницы случайностей времени, иначе — перья летописца на поверхности, украшенной словами, так повествуют. Ни'матулла, по неопытности свернувший с своей большой дороги, попал в Термез, как это было раньше упомянуто. Будучи исполнен надежды на такие же [лучшие] дни, [какие у него были до сего], стремясь в Бухару, он проводил дни в винопитии и тому подобном. В этой стадии он считал для себя великим спасением встречу с аталыком. Взявши войско, [составленное] из кунгратов и мангытов, он дорогою через Киз Кичик камыш подошел /181а/ к Келифу со стороны степи Кух-и лаля. Племена кунграт и найман, одетые в металл [кольчуг], сверкая под лучами солнца разными цветами, появились в это время перед [другою] стороною, ожидая встречи.

Ма'сум аталык и все бухарское войско, узнавши о приходе с такою злобою Ни'матуллы, сели на коней и выстроились против войска [другой] стороны. Оба войска, исходя из ложного представления, что что-то случится, одинаково держали в сердцах страх и опасения друг друга. Абдулла кушбеги, бывший одним из испытанных государственных людей, принял на себя миссию доброхота за государственные интересы. Он явился к аталыку и заявил о необходимости свидания представителей обеих сторон. Общее мнение [по этому предложению] было таково, что трое лиц: Абдулла кушбеги, Мухаммед Рахим парваначи и михтар Шафи' мехтар-и калан, назначенный государем ведать монетным двором в Балхе /181б/ и считавший себя сородичем племени найман, должны отправиться [к войску Ни'матуллы дадхи] и рассеять у него всякие страхи и опасения. Вся эта тройка отправилась к дадхе и ласковыми словами обнадежила милостивое к нему отношение опоры эмиров, [Ма'сума аталыка]. Дело закончилось тем, что аталык и дадха должны были свидеться и, договорившись до того, что та ржавчина неприятности, которая если и была на поверхности их мыслей в отношении друг друга, была бы [отныне] удалена полировкою милостивого и любезного обхождения и заключения [дружественного] союза и то, что соответствовало бы интересам государя и благополучию юрта, о том им следует стараться [совместно]. Однако племя найман не сдалось на такого рода увещание и стало чинить препоны к отъезду одного [Ни'матуллы] дадхи [в лагерь аталыка]. Дадха, успокаивая свое племя и улус, сказал: “В этом предприятии никто не будет у меня товарищем, кроме Фархада калмыка”, и отважно пустился в путь. Когда он достиг условленного места, аталык еще не садился на коня. [Вдруг] около трехсот человек из племен правой и левой стороны вынеслись на конях из-за рабата Келиф с шашками и копьями в руках и направились на дадху. Тот, испугавшись этой, столь неожиданной /182а/ напасти, поспешил к своим людям. [Узбеки из племени] правой и левой стороны, не достигнув своей цели, вернулись обманутыми в своих расчетах. Племена кунграт и найман, узнавши про этот случай, подобно морю пришли в волнение и кипение. Провозглашая слова “день — вам и день — нам”[295], захотели все вместе атаковать противную сторону. Дадха же, проявив выдержку, постарался удержать их от этого. Ради благополучия его величества [государя] дадха захотел, чтобы в его государстве [расстройство] не случилось нигде, кроме как в локонах красавиц, а волнения не произошли бы ни в каком месте, кроме буклей возлюбленных. Оба войска в волнении стали на своих местах. Ма'сум аталык, узнавши об [обычной] привычке вероломной судьбы и о дерзости людей правой и левой стороны, проявленной [ими] в этом нетерпимом поступке, подобно поднявшейся волне, набросился с упреками за глупость на Ибрагима мирахура, бывшего начальником этого буйного народа; аталык говорил “В нашем государстве по твоей милости, слепой осел, я, /182б/ одевшись в платье бесславия, при старости лет так опозорился! Что это за смятение, которое произошло благодаря тебе и теперь царит в обоих лагерях?”. Аталык, сказавши эти слова с выражением [крайней] резкости [выхватил шашку] и поранил для острастки несколько человек, принимавших участие в этой истории. Ибрагим, погрузившись в водоворот стыда, захотел загладить происшедшее. Этот смелый эмир, как будто он был сыном Рустема, стал просить [разрешения] самолично отправиться к дадхе и, поймав испуганную птичку его сердца зернами дружественного договора, устроить свидание тех двух эмиров, [аталыка и дадхи]. Высшие военные чины одобрили эту мысль и мирахур, как блестящий метеор, появился среди войска кунгратов и найманов. Принесши извинения [Ни'матулле] дадхе за случившееся, мирахур обнялся с ним; после взаимных, [вежливости ради], расспросов [о здоровье и проч.] и /183а/ обмена ласковыми выражениями, было постановлено, что Ибрагим мирахур останется среди войска кунгратов и найманов, а Ни'матулла отправится в лагерь бухарцев. Когда такая договоренность окончательно была установлена, дадха вторично поехал к [бухарскому] войску. [В это время] Ма'сум аталык наверху рабата производил осмотр войскам и заметил, что дадха, проявляя смелость, едет к рабату в совершенном одиночестве. Абдулла кушбеги, сойдя вниз, к подножью рабата, предложил аталыку повидаться с Ни'матулла дадхой. Аталык спустился сверху рабата и сказал: “Свидание нужно устроить в специальной приемной”. Согласно такому желанию аталыка дадха пришпорил своего гнедого, с черной гривой коня и подъехал к указанному месту. В приемной комнате он заявил аталыку о защите его [от оскорблений или от более худшего]. Аталык, проявляя свое старшинство, заключил дадху в /183б/ объятия и стал отечески расспрашивать его, выражая ему любовь и ласку. Результатом встречи этих двух эмиров был крик радости, поднявшийся из среды обоих войск,