– Сколько?

– А это потом видно будет. Вот подсчитаем доход на тотализаторе и посмотрим.

«Чего тут смотреть? – подумал Тим. – Я уже понял, что с тобой никогда не рассчитаться. Эх, вызволить бы Алену, так бы меня тут и видели. Но для начала надо победить Зубача. Ишь, оклемался, оказывается, старый знакомец. Не так уж он и силен. Неужто шамы придумали какую-то пакость? Но Гермес сказал, что меры приняты…»

– Значит, заметано, – удовлетворенно произнес старшина. И громко окликнул: – Эй, Игнат, у тебя все готово?!

– Практически все, босс! – с готовностью отозвался шпрехшталмейстер.

Он, приведя Тима, отошел в сторонку и встал около ограждения арены. Но не прохлаждался, а активно руководил процессом: советовался с подбегавшими помощниками, раздавал указания, просовывая голову сквозь ограждение, что-то там рассматривал и кричал кому-то…

И при этом сильно волновался, потому что догадывался – историю с долгами Фрола и перстнем знатного капитолийца Гермес не забудет. Но частично простит, если сегодняшнее мероприятие пройдет без сучка и задоринки. Точнее, сразу два мероприятия – казнь Фрола и схватка Спартака с Зубачем.

– Вот и ладненько, а то публика уже рычать начинает, – сказал Гермес. – Тогда – с Богом! Меркурий с нами!

Он хлопнул Тима по плечу и, развернувшись, направился к калитке на трибуну. А Тим подошел к распорядителю боев и спросил:

– Игнат, что такое «презумпция невиновности»?

Маркитант озадаченно взглянул на гладиатора:

– Ты от кого это услышал?

– От Гермеса.

– Вот оно что… А про царицу доказательств он тебе ничего не говорил?

– Нет.

– И радуйся. Так вот, Тимофей. Презумпция – это когда ты, к примеру, украл, а доказательств против тебя нет. И ты считаешься невиновным…

– Здорово!

– Ты считаешься невиновным, – с нажимом произнес маркитант, – пока не признаешься в преступлении на дыбе. И тогда все – кирдык.

– Это как?

– Очень просто, Тимоха. – Игнат осклабился. – Скоро увидишь…

* * *

Едва шамы отошли от Гермеса и Тима, как Руго получил мысленное сообщение от Люма.

«Что думаешь, вождь? – телепатировал двуглазый помощник. – Тебе удалось прощупать сознание Спартака?»

«Только по внешнему контуру, – отозвался Руго. – Увы, там один мусор».

«Но почему только внешний контур? Ты не успел проникнуть дальше?»

«Хуже, Люм. На сознании хомо стоит очень мощная блокировка. Я даже не пытался ее вскрыть, это нереально за короткий срок».

«Разве возможна такая блокировка, вождь, которую не смог бы вскрыть трехглазый шам?»

«Возможна. Если ее установил другой трехглазый шам».

«Но, Руго… Как такое возможно? – Мысли Люма сбивались от волнения. – Откуда здесь возьмется такой шам? Это же… Такие великие существа рождаются раз в столетие. Откуда он мог взяться?»

«Откуда? – подумал Руго на третьем уровне, непроницаемом для двуглазых шамов. – От верблюда. Если бы я знал наверняка… Пока лишь одни предположения».

У вождя шамов и в самом деле появилось предположение. Но оно нуждалось в тщательной проверке и сборе дополнительных фактов. Уж очень неожиданной казалась догадка. Такой неожиданной, что Руго лишь начинал ее осмысливать.

«Неисповедимы пути космоса, – ответил он помощнику. – Я буду разбираться в проблеме. Но теперь я понимаю, почему наша команда проиграла в ногомяч. Этот Спартак – твердый орешек».

«Ты его расколешь?»

«Попытаюсь, Люм. Но в подобных условиях это будет непросто… Ты не знаешь, откуда он взялся, этот Спартак?»

«Нет. Никто не знает точно, откуда он появился. Я тоже пытался его прощупать. Еще тогда, во время игры в ногомяч. Но… Как ты выразился, вождь, в его мозгах один мусор. Слишком много грязных и случайных следов».

«Каких именно?»

«Я почувствовал следы дампов. И нео. И лесных людей. И капитолийцев. И даже…»

Телепатический сигнал прервался, и Руго поторопил помощника:

«Что даже, Люм?»

«Следы смерти, вождь».

Руго несколько секунд молчал. Потом спросил:

«Ты еще не делал ставку?»

«Нет. Ты же велел подождать до встречи со Спартаком».

«Верно. Так вот – не надо делать».

«Совсем?»

«Совсем. Хотя… – Руго был азартен и не смог отказать себе в маленьком удовольствии. – Поставь на Зубача десять монет. Но только десять – больше не надо».

«Ты боишься, что мы можем проиграть?»

«Я ничего не боюсь, Люм, – с раздражением отозвался «трехглазый». – Страх – это удел слабых существ. Просто делай то, что я велю».

– Вот здесь ваши места, господа шамы, – сказал охранник, останавливаясь. – Вот – кресло и стул.

Ложа Гермеса, в которую он пригласил мутантов, находилась в первом ряду. Она буквально нависала над ареной, предоставляя отличный обзор. Но Руго прежде всего обратил внимание на другое обстоятельство – над бортиком трибуны возвышался экран из прозрачного материала, отделяя зрителей от арены.

– Что это? – спросил вождь шамов у охранника.

– Заградительный экран из бронированного стекла, – ответил тот.

– Зачем он здесь нужен? – продолжал недоумевать Руго.

– В целях безопасности. Чтобы предотвратить возможное покушение.

– Разве здесь стреляют?

– Иногда стреляют, – сказал охранник. – И вообще – с арены может что-нибудь прилететь. Ну, дротик, например. Или еще какая хрень. Вы располагайтесь, господа. Мне надо идти.

Маркитант аж побагровел от напряжения. Чувствовалось, что культурное обращение с мутантами давалось ему с огромным трудом. Однако куда деваться, если старшина распорядился быть вежливым?

– Иди, – вяло произнес Руго.

Он присел на кожаный стул, выполнявший роль кресла для почетного гостя, и задумчиво посмотрел перед собой. Затем телепатировал Люму:

«Видишь хомо на арене?»

«Да, вождь».

«Пробей-ка его мысли».

Люм, не садясь, сосредоточенно уставился на арену. Но уже через несколько мгновений взялся рукой за железную рамку, висевшую на шее, – усилитель мысленных сигналов, и замер, как изваяние. Лишь подглазные щупальца приподнялись и зашевелились…

Так минуло с полминуты. За это время шам взмок от напряжения; по личику потекли крупные капли пота; костяшки пальцев, вцепившихся в усилитель, побелели от усилия. Но задача, судя по всему, не решалась.

– Ну как? – вполголоса поинтересовался Руго.