лакедемоняне, обратив в бегство другие части армии и убив многих, повернули к ним [отборной Аргосской тысяче] и, окружив превосходящей численностью, надеялись уничтожить их всех до единого. Когда они, несмотря на свою малую численность, стали одолевать окружающих (врагов), царь лакедемонян ринулся в гущу сражения, презирая опасность, чтобы истребить врагов, так как он хотел выполнить данное согражданам обещание и подвигами смыть позор. Но ему не дали завершить начатое. Спартанец Фаракс, который был одним из советников и пользовался высокой репутацией в Спарте, посоветовал открыть ряды, чтобы пропустить отборных аргивян, для того чтобы они, доведенные до отчаяния, не проявили всю свою доблесть. Тогда царь был вынужден, повинуясь наказу, данному ему недавно, оставить им путь спасения, как советовал Фаракс (XII.79.5–7)[26].

Очевидно, ксимбул Фаракс заглядывал далеко вперед и учитывал политические последствия битвы. Истребление аристократической элиты Аргоса, притом что большей части простых аргосцев-демократов удалось спастись, стало бы гарантией сохранения союза Аргоса с другими демократиями. Но если после страшного поражения, являвшегося результатом антиспартанской политики, аргосская элита вернется домой, она сможет захватить в городе власть и добиться его вступления в Спартанский союз, нанеся смертельный удар по вражеской коалиции. Мстительный и неопытный Агис, жаждавший восстановить свою честь, не мог предвидеть всего этого в пылу битвы, и решение спартанцев поставить рядом с ним советников оказалось весьма и весьма мудрым.

ЗНАЧЕНИЕ БИТВЫ ПРИ МАНТИНЕЕ

Битва при Мантинее не привела к полному уничтожению разгромленного противника, и тем не менее она имела огромное значение. Для спартанцев важнейшим ее итогом стало уже то, что они не проиграли. Если бы элитные аргосцы должным образом воспользовались брешью в спартанской линии и нанесли поражение спартанцам и их союзникам, это, скорее всего, положило бы конец спартанскому владычеству на Пелопоннесе. Потеря Тегеи, которая наверняка последовала бы за победой антиспартанской коалиции при Мантинее, причинила бы непоправимый ущерб стратегическому положению Спарты, отрезав ее от всех союзников и от Мессении. Кроме того, удар по спартанскому авторитету имел бы фатальные последствия для ее гегемонии. Триумф коалиции при Мантинее почти гарантированно склонил бы чашу весов в великом противоборстве на сторону афинян и их друзей. Победа же спартанцев, напротив, вновь вселила в последних уверенность и позволила им восстановить свою репутацию: «Одной этой битвой лакедемоняне избавили себя от обвинений в недостатке у них мужества, а сверх того в нерассудительности и медлительности, тех обвинений, которые раздавались по их адресу со стороны эллинов за неудачу их на острове. Оказалось, что если лакедемоняне и потерпели тогда неудачу вследствие неблагоприятного стечения обстоятельств, то мужество их осталось тем же» (V.75.3).

Успех спартанцев был в то же время и победой олигархии. Если бы в сражении взяла верх коалиция, это упрочило бы позиции демократических режимов в Аргосе, Элиде и Мантинее, добавив им престижа, что, вероятно, воодушевило бы других сторонников демократии на Пелопоннесе. Поражение же ослабило власть пелопоннесских демократов в их собственных государствах и подорвало демократическое влияние в целом. Битва изменила баланс сил в пользу олигархии и в ущерб демократии по всей Греции.

Подкрепления из 3000 элейцев и тысячи афинян подошли к Мантинее, когда бой уже закончился. Если бы они появились вовремя и укрепили собой центр союзного войска, исход битвы почти наверняка был бы иным. Теперь же все, что они смогли сделать, – это двинуться на Эпидавр, чтобы воспрепятствовать нападению эпидаврийцев на Аргос, которое те начали в ходе столкновения при Мантинее. Союзники ограничились тем, что возвели вокруг города стену и оставили там свой гарнизон.

Демократическая коалиция устояла, хотя и заметно ослабла, так как боевой дух ее армий был очень низок. В ноябре, после отступления союзных сил, войско спартанцев вошло в Тегею. Однако пожинать плоды победы спартанцы намеревались дипломатическим, а не военным способом. Они отправили Лиха, проксена аргосцев в Спарте, в Аргос с предложением мира. Еще до этого в Аргосе можно было найти людей, дружественно настроенных по отношению к Спарте и желавших «ниспровержения демократии». Среди них, вероятно, были и представители отборной Тысячи. После своего отступления из-под Мантинеи они оставались единственной значимой вооруженной силой в Аргосе, а храбрость, проявленная ими в битве, способствовала росту их престижа. Вдобавок нерешительное поведение афинян при Мантинее смутило и деморализовало аргосских демократов. «После сражения она [проспартанская партия] гораздо легче могла склонить большинство к примирению с лакедемонянами» (V.76.2).

Лих, явившийся на народное собрание Аргоса с предложением условий мира, наткнулся там на Алкивиада – тот, оставаясь частным лицом, приехал туда с целью убедить аргосцев сохранить союз с Афинами. Но даже его способностей было недостаточно, чтобы противостоять новой реальности, созданной результатом битвы при Мантинее и беспрепятственной оккупацией Тегеи спартанским войском. Аргосцы приняли условия договора со спартанцами, которые потребовали от них вернуть всех заложников, отказаться от Орхомена, вывести войско из Эпидавра и вместе со спартанцами заставить афинян выполнить то же самое. Кроме того, самоуверенные олигархи убедили аргосцев отказаться от союзов с Элидой, Мантинеей и Афинами, увенчав свою победу заключением союза со Спартой.

Переход Аргоса на другую сторону стал смертельным ударом для демократического альянса, и, когда аргосцы потребовали от афинян уйти из Эпидавра, те были вынуждены подчиниться. Мантинея была настолько ослаблена, что также заключила союз со Спартой, отказавшись от контроля над несколькими городами в Аркадии. Аргосская тысяча вместе с таким же числом спартанцев приняла участие в походе на Сикион, где в результате установилась благонадежная олигархия. Наконец, когда объединенное войско вернулось назад, была свергнута и сама аргосская демократия, и к власти в городе также пришли олигархи.

К марту 417 г. до н. э. спартанцы войной и интригами сумели расшатать демократический союз. Однако успех при Мантинее, уберегший Спарту от катастрофы, не мог надолго гарантировать ей безопасность. Афиняне все еще были могущественны, а Алкивиад по-прежнему отдавал предпочтение активной и агрессивной политике. Афины продолжали удерживать Пилос, служивший для илотов постоянным стимулом к бегству или мятежам. Элида также осталась неподвластной Спарте, а режим аргосских олигархов, как вскоре выяснится, был далек от устойчивости. Наконец, среди самих спартанцев по-прежнему не было единства во взглядах на то, какую именно политику следует проводить. Окончательный итог битвы при Мантинее еще не был подведен.

ГЛАВА 19

ПОСЛЕ МАНТИНЕИ: ПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ДЕЯТЕЛИ В СПАРТЕ И АФИНАХ

(418–416 ГГ. ДО Н.Э.)

АРГОС ВОЗВРАЩАЕТ СЕБЕ ДЕМОКРАТИЮ

Повсюду в греческом мире, где демократия успела пустить прочные корни, люди не желали мириться с навязанной им олигархией и искали способ вернуться к народовластию. В Аргосе недавно приведенные к власти олигархи своим деспотическим поведением лишь ускоряли этот процесс: «Они схватили людей, являвшихся народными вожаками, и предали их смерти. Затем, запугав остальную часть населения, упразднили законы и взяли управление государством в свои руки» (Диодор XII.80.3). В августе 417 г. до н. э., в то время, когда в Спарте справляли праздник Гимнопедий, демократы подняли мятеж, частью перебили, а частью изгнали многих сторонников олигархии и восстановили власть народа. Оставшиеся в живых олигархи обратились к Спарте с отчаянным призывом о помощи, но спартанцы не стали прерывать празднества. В конце концов они все-таки отправили в Аргос войско, но это не принесло никаких существенных результатов.

Не признанные спартанцами, аргосские демократы последовали совету Алкивиада и при помощи элейцев воздвигли длинные стены, связавшие Аргос с морем. Они также попытались заключить союз с Афинами, с которыми они благодаря стенам теперь могли беспрепятственно сообщаться по морю. К концу лета аргосцы завершили строительные работы, но спартанцы, встревоженные этими действиями, послали против Аргоса войско под началом Агиса, которое разрушило все, что было сооружено. Агису также удалось захватить аргосский городок Гисии, где он приказал перебить всех попавших в плен свободных граждан, после чего завершил военную кампанию и вернулся домой. Подобные зверства становились все более обыденными, и Фукидид никак не комментирует этот эпизод.

После ухода спартанцев аргосские демократы, недавно вернувшиеся к власти, решили принять меры на случай предательства и напали на Флиунт, где поселилась большая часть изгнанных олигархов. В 416 г. до н. э. Алкивиад, вновь в должности афинского стратега, привел в Аргос флот и удалил из города триста человек, подозреваемых в сочувствии Спарте, которых