Все эти мысли сына Клео Вудворт видела, потому что они лились из него, словно прорвавшая плотину река, сметая все на своем пути. Наверное, могли видеть это все люди, находившиеся в достаточной близости, чтобы попасть под этот ментальный поток. Несколько водителей, мимо которых проехала Клео Вудворт, будучи накрытыми этим потоком, не справились с управлением и, потеряв над своими машинами контроль, вылетели с дороги. Один из автомобилей взорвался, и Клео еще долго видела черный столб дыма, поднимавшийся к небу, в зеркалах заднего вида.

– Не переживай за них, переживай за себя, – посоветовал Фонсо.

– Боюсь, я уже слишком стара, чтобы вообще о ком-то переживать, – сказала Клео Вудворт.

– Тогда попроси меня. Попроси, чтобы я забрал твою жизнь.

– И ты это сделаешь?

– Нет, – губы Фонсо были плотно сжаты, но Клео могла поклясться, что он улыбается.

– Скоро начнет светать, – сказала она, осознанно указывая ему на уязвимость, на главного врага, которому он не мог противостоять – солнце. – Хочешь, чтобы я нашла отель, или бросишь вызов светилу?

Мальчик не ответил, не придал значения. Мальчик, подросший за последние дни еще на пару лет. Клео увидела вывеску отеля, свернула на стоянку. Теперь снять номер, занавесить окна, попытаться заснуть.

– Не надейся, – сказал Фонсо, читая ее мысли. – Твой доктор не сможет бежать вечно. Я вижу Претендента и вижу его спасителя. Доктор мечтает встретиться со своей дочерью. Он устал и сломлен… Всего лишь человек…

Примерно так же думал и доктор Накамура: «Всего лишь человек. Я всего лишь человек». Ребенок Эрбэнуса и Ланы Зутерман плакал на заднем сиденье и просил есть. Просил крови. Голод этого маленького существа был таким сильным, что Накамура чувствовал его. «Какого черта я делаю? Куда бегу?» – спрашивал он себя, пока не увидел старую церковь – деревянную, с белой облупившейся краской и деревянным крестом, тянущимся к молочному утреннему небу. Накамура остановился, заметив в окнах церкви свет. Он вышел из машины, постучал в незапертые двери и, когда ему открыли, спросил священника, есть ли в их маленьком городе больница.

– Больница? – растерялся священник, окинув Накамуру внимательным взглядом. – Вы не похожи на человека, которому нужна помощь.

– Не мне, святой отец, – Накамура подвел его к своей машине и передал ребенка Эрбэнуса.

– Вы хотите отказаться от него? – спросил священник, словно доктор был у него на исповеди.

– Это не мой ребенок, – Накамура нервно поглядывал на небо, где зарождался рассвет. – Его родители мертвы. Они были… У матери был вирус двадцать четвертой хромосомы, а отец… Отец его не был человеком, – доктор выдержал тяжелый взгляд священника. – Этот ребенок боится солнца. Унесите его в церковь… – Накамура решил, что объяснить все равно не получится. – И еще он питается кровью. Не забудьте об этом, – добавил доктор, садясь за руль.

Священник смотрел на него, как на сумасшедшего, но возможно, именно благодаря этому и не предлагал доктору одуматься, забрать ребенка. Не спросил он и его имени. Лишь вернулся в церковь и, продолжая держать ребенка на руках, попытался связаться с другом из службы опеки. Младенец заурчал и уткнулся ему в шею. Священник не видел, как проявились тонкие зубы-иглы. Не почувствовал он и боли, потому что голодное сознание маленького монстра парализовало разум…

– О, кажется, Претендент сожрал твоего доктора, – сказал Фонсо, продолжая следить за беглецами.

Клео Вудворт проснулась и растерянно захлопала глазами.

– Что случилось?

– Я говорю… – ехидная улыбка сползла с губ ее сына. – Нет. Претендент сожрал кого-то другого. Не доктора… А жаль…

– Сожрал? – Клео заставила себя окончательно проснуться. – Что значит «сожрал»? Он ведь еще младенец.

– Уже нет, – Фонсо нервно поднялся с кровати.

День только начинался. Теплый, солнечный день. Но если дать Претенденту окрепнуть. Если позволить ему набраться сил…

– Мы должны убить его прежде, чем он вкусит кровь вендари или детей Наследия, – сказал Фонсо.

Клео хотела послать его к черту, хотела сказать, что нет никаких «мы», но он уже забрался к ней в голову и отдал очередной приказ. Ноги сами понесли ее к выходу, к припаркованной машине. Теперь включить зажигание, подъехать как можно ближе к номеру, открыть багажник, где спрячется Фонсо, и гнать в Висконсин, в крошечный город, где стоит старая католическая церковь. Гнать так быстро, как только можно. И не останавливаться, не думать, потому что Фонсо видит каждую мысль. Ближе к обеду Клео попыталась объяснить ему, что ей нужно в туалет, но он лишь приказал ее мочевому пузырю опорожниться и сказал, что проблема решена. Спустя час от вони Клео начала задыхаться. Фонсо разгневался и предупредил, что если она не возьмет себя в руки, то прикажет ей откусить себе пару пальцев.

– Ты ведь сможешь управлять машиной и одной рукой, верно? – спросил он, но, несмотря на угрозу и гнев, Клео чувствовала, как в нем разрастается тревога.

Он боялся Претендента. Боялся, потому что не был уверен в своих силах. Уничтожить Наследие, выпить кровь Оллрика, мечтать превратить весь мир в свое пастбище, но бояться младенца. Все казалось Клео какой-то безумно несуразной иронией, из которой невозможно высосать и каплю смеха.

– Ну, с этим я могу тебе помочь, – услышала Клео голос сына в своей голове, и спустя мгновение он заставил мышцы ее лица растянуться в уродливой широкой улыбке, остававшейся всю дорогу до Висконсина.

Когда они добрались до старой католической церкви, был уже поздний вечер. Десяток прихожан толпился возле машины коронеров, забиравших тело старого священника. Фотограф местной газеты в потертом пиджаке делал фотографии, поглядывая на церковь, вход в которую преграждал помощник шерифа.

– Теперь открой багажник и выпусти меня, – велел Фонсо Клео Вудворт. – И не думай, что, если ты не сделаешь этого, я не смогу выбраться.

Клео и не думала. Она остановилась на обочине и вышла из машины. Помощник шерифа смерил ее недовольным взглядом, затем увидел застывшую, словно маска, широкую улыбку, спросил, все ли у нее в порядке. Клео не ответила, открыла багажник и помогла выбраться Фонсо.

– Эй! – окрикнул ее помощник шерифа, но Клео и сама шла к нему. Клео и Фонсо. – Какого черта вы себе позволяете? – уставился на нее помощник шерифа, затем наклонился к ребенку, собираясь спросить, в порядке ли он, но замолчал, потому что Фонсо забрался к нему в голову и сдавил мозг.

Полицейский вскрикнул и упал на колени. Мать и дитя прошли мимо.

– Можешь не надеяться, кресты не действуют на меня, – сказал Фонсо матери, когда они оказались в церкви, где шериф в полумраке пытался поймать ребенка, ускользавшего от него между выстроенных рядами скамеек.

Претендент. Он почувствовал Фонсо и зашипел. Реки теней вспенились. Реки Претендента. Всего лишь реки, в то время как у Фонсо были уже моря. Шериф оказался зажатым между двух стихий. Сыпля проклятиями, он попытался увернуться, но тьма накрыла его, превратила в прах и зловонную жижу. Затем тьма накрыла Претендента. Воздух задрожал. Затрещали доски старой церкви. Люди на улице ахнули, попятились. Мозаичный витраж лопнул, окатив их брызгами разноцветных осколков. Зеваки закричали и бросились врассыпную. Правда, никто не собирался их преследовать. Запрокинув голову, Фонсо ликовал. Ликовал недолго, потому что уловил мысли Клео Вудворт о других детях Наследия и возможности появления на свет других претендентов.