Молодой человек шел по старому пастбищу, тут и там поросшему папоротниками. Холодный свет луны придавал камням уродливые формы, превращая их в настоящих чудовищ. Однако господин Форд знал, что это всего лишь камни, хотя выглядели они как застывшие гномы или лепреконы[10]. Поэт бы нашел в этой картине много пищи для размышлений и, быть может, даже обрел бы вдохновение или испугался. Но Освальд был настоящим прагматиком и потому проследовал мимо чудных форм и теней, не задерживая на них взгляда, сосредоточив все свое внимание на тропинке и трубке и ни разу не остановившись. В очередной раз он убедился, что начисто лишен воображения.

Вскоре Форд подошел к кромлеху и увидел торчащую в небо трубу. На ощупь — тучи вновь скрыли луну — адвокат побрел ко входу в шахту. Потом он отыскал лестницу и стал не спеша спускаться в темный зев подземелья.

Лезть в кромешную тьму было не слишком приятно: для этого требовалось определенное мужество. Кроме того, Освальд помнил, что сэр Ганнибал по настоянию Дерики обзавелся револьвером, чтобы защищаться, и, не признав ночного гостя, с легкостью мог пустить оружие в ход. Тем не менее юрист должен был предупредить беглеца, хотя бы ради Дерики. Наконец, выпустив из рук перекладины лестницы, молодой адвокат шагнул на каменный пол подземного коридора. Чтобы его узнали, он начал громко распевать мелодию песни «Дом, милый дом», хотя фальшивил при этом невероятно. Достигнув того места, где они с Эрикой впервые встретили сэра Ганнибала, Форд на несколько секунд прервался, а потом начал второй куплет и стал петь громче — баритон его эхом разносился по туннелям, а молодой человек мог лишь мечтать и впрямь оказаться сейчас дома.

В этот раз на его сигнал ответили. Вдали вспыхнул огонек-звездочка, а потом показался баронет с оплывшей, но еще горящей свечой в руке. Она вспыхнула ярко и неожиданно, как желтый брильянт во мраке, и Освальд закричал, словно Ахилл, пытающийся напугать троянцев.

— Это я, Форд, — продолжил он. — Не бойтесь!

Потом он подошел поближе к сэру Тревику, едва не

ударившись головой о низкий каменный свод. Вскоре он оказался рядом с узником шахты.

— Боже мой! — ахнул сэр Ганнибал, чье лицо побелело от страха. — Я напугался до смерти!

— Да, как вы могли заметить, с пением у меня проблемы.

— Кто-то ведь мог случайно узнать про сигнал, — проговорил Тревик, немного успокоившись. — Что вы делаете тут в это время суток?

— Мне нужно многое рассказать вам, — объявил Освальд, присаживаясь на травяную кровать Ганнибала, с которой тот только что встал. — Но сначала дайте чего-нибудь погрызть. А то я умираю от голода.

— Вот хлеб и сыр, во фляге — виски.

— То, что нужно. У меня во рту куска не было почти сутки, — и молодой человек принялся за предложенную еду с завидным аппетитом. — К тому же все эти ночные прогулки по холмам и пустошам вызывают чертовский аппетит. Устал я тут бродить, — добавил он с полным ртом. — А ведь нам еще предстоит дальняя прогулка.

Сэр Тревик запалил дорогую сигару, но, услышав последние слова Форда, выронил ее. Лицо его еще больше побледнело:

— Что стряслось на этот раз?

— Все в порядке, не тревожьтесь, — спокойно проговорил молодой человек. — Но вам придется покинуть это место и укрыться в другом. Господин Пенриф знает, где вы находитесь, он проследил за мисс Стретгон и теперь грозится сдать вас полиции.

— Да, верно! Он — мой соперник, и я не сомневаюсь, что он станет вредить мне как только сможет, — задумчиво произнес сэр Ганнибал, подняв сигару. — Но я не совсем понимаю…

— Скоро вы все поймете. Дайте-ка спичку, мне тоже надо покурить. И еще у меня для вас плохая новость: особняк Грандж сгорел.

— Что? — глаза баронета округлились от удивления. — Не может быть!

— Увы, может. По одной из версий, Морган Боуринг играл со спичками… Но мне эта история кажется сомнительной, так как рассказал ее не кто иной, как Иосия Полуин. Тем не менее старый дом сгорел — камня на камне не осталось.

— Неужели мои несчастья никогда не закончатся?! — в отчаянии ахнул Ганнибал.

— Закончатся, и в ближайшее время. Не забывайте, самый темный час наступает перед рассветом. В конце концов, сэр Тревик, вы завоевали любовь действительно хорошей, умной женщины.

— Вы имеете в виду мисс Стреттон?

— Да. Но позвольте мне рассказать вам все с самого начала, — и молодой человек поведал баронету о визите мисс Крент и обо всех тех разговорах, что последовали за этим, закончив беседой с Пенрифом в его библиотеке.

— И что вы теперь думаете, сэр Ганнибал? — спросил он, завершив рассказ.

Пожилой аристократ сжал руками голову:

— Я совершенно сбит с толку, господин Форд. Не знаю, что и сказать. Но ясно лишь одно: мне действительно нужно перепрятаться.

— Вы спрячетесь в шахте Трегейгл у берега. Это место выбрала мисс Стреттон.

На несколько мгновений баронет замер в нерешительности.

— Это рискованно… — пробормотал он. — Море…

— Да, море! — нетерпеливо перебил его молодой человек. — Но все безопаснее, чем виселица. Никто не догадается, что вы решили прятаться в таком опасном месте. Мы должны уйти отсюда до рассвета. Но, если позволите, мне хотелось бы хоть немного вздремнуть. Разбудите меня около шести часов, и мы отправимся на побережье.

Сэр Ганнибал кивнул, и адвокат, который уже буквально падал от усталости, вытянулся на кровати из травы и закрыл глаза. Менее чем через пять минут здоровый храп Освальда провозгласил, что он наслаждается полноценным отдыхом.

А баронет остался сидеть, дымя сигарой и подкидывая хворост в костер. Он думал о своей несчастной судьбе, в которой принимало участие столько человек, и обо всех неприятностях, которые он сам же на себя и навлек. Если бы в Южной Африке он вел себя более осмотрительно, то не попал бы в переплет с Боурингом и, таким образом, не стал бы жертвой мошенника — господина Крента, ныне Полуина. Конечно, ему удалось заработать денег, но где они теперь?

— Не могу поверить, что второе завещание подлинное, — сказал баронет вполголоса, глядя на угасающие угли. — Но, возможно, так оно и есть. Подставить меня вот так — это вполне в духе Боуринга.

Он повторил это Форду спустя несколько часов, когда они, выбравшись из шахты, крались по пустошам в алом свете утренней зари. Утро выдалось ясным. После дождя солнце ярко сверкало в небе, освещая загадочную красоту бескрайних вересковых пустошей. Над головой раскинулось небо стального оттенка, а на востоке исполинской розой распускался рассвет. Но у путников не было времени любоваться красотами природы: они спешили достичь берега до того, как в карьеры потянутся рабочие, которых Анак настроил против мистера Тревика — встреча с ними могла закончиться самым плачевным образом. Беглецы поспешили к берегу океана, переливавшегося розовыми огнями рассвета.