Он дернул какой-то рычаг. Судно неожиданно содрогнулось – то ли просыпаясь, то ли в молчаливом негодовании от того, как с ним обращается дилетант. Данила чертыхнулся. Нажал на кнопку. Снова дернул рычаг. Катер тихо фыркнул. Вот! А кто-то рассказывал, что он бесшумный! Воодушевившись, Данила еще раз изучил панель, и на этот раз значки и рычажки не показались ему такими уж пугающими.

– Давай, Крушинин, – пробормотал он себе под нос по старой привычке, – мотоцикл водил, машину водишь, катер поведешь. Ты сможешь, Крушинин…

– Как ты сказал? – неожиданно раздалось за его спиной. Увлекшись попыткой сдвинуть с места «корыто», он и не заметил, как Стефания догрызла яблоко и нарисовалась рядом.

– Сказал, что водил мотоцикл и машину, значит, поведу и катер, – не оборачиваясь, ответил Данила.

– Нет! Не это… Крушинин?

Черт возьми. Лучше бы он себе язык откусил. Данила медленно развернулся. Стефания стояла, опустив руки и все еще сжимая в одной недоеденное яблоко.

– Твоя фамилия Крушинин? – спросила она, заметно волнуясь.

«Не вовремя! Как же не вовремя. И не к месту».

– Да.

– Это не… очень часто встречающаяся фамилия. А отчество? Какое у тебя отчество?

«Никуда не денешься. Она бы, наверное, и так узнала. Но как же не вовремя!»

– Станиславович.

Ее губы дрогнули. Нервным жестом Стефания завела за ухо прядь и тихо пробормотала:

– Но как же… Станислав Яковлевич Крушинин был твоим папой?

– Да, он был моим отцом. А ты – его аспиранткой.

Данила сунул руки в карманы и поднял плечи, чувствуя себя не столько обвинителем, сколько обвиняемым.

– Но как же так?… – повторила Стефания растерянно. – Сочувствую, Данила.

– Сочувствую?! – взорвался он.

Ненависть, точившая изнутри, прорвалась внезапно, как нарыв, негодование выплеснулось черным гноем. Стефания отшатнулась, напуганная молниями в его взгляде. Но остановиться Данила уже не мог.

– Сочувствую?! Черт возьми, Стефания! Как можешь сочувствовать мне ты? Ты?!

– Я не понимаю… Я не понимаю! – забормотала она и отступила на шаг. – Что на тебя нашло? Я просто выразила соболезнования, потому что знала твоего отца и…

– Ты не просто его знала! Ты… Ты разрушила нашу семью! Из-за тебя погибла моя мама! Не смогла принять то, что ее муж, с которым она прожила столько лет, ушел к молодой аспирантке! Как можешь мне сочувствовать, если ты, ты столько всего натворила!

– Я?! – Ее глаза неожиданно вспыхнули гневом. Стефания решительно шагнула к нему и остановилась в опасной близости. – Я?! Ты говоришь. Что ко мне. Ушел. Твой. Отец. Ко мне! Так?!

– Стеф…

Чернильная ненависть, выплеснувшись так бурно, освободила его от долголетнего нарыва. Ему вдруг стало не только легко, но и не важно то, что сделала раньше Стефания. Не надо в настоящее тянуть прошлое – вспомнились ему слова Марины. И дело не только в тех условиях, в каких они оказались, и не в том, что не время и не место выяснять отношения. А в том, что и правда нельзя позволять прошлому уничтожать не только настоящее, но потенциальное будущее.

– Послушай… – попытался усмирить он Стефанию, хоть и не понимал, отчего она так разозлилась. Нападение – лучший способ защиты?

– Нет, теперь ты послушай! Я уже достаточно от тебя тут натерпелась! Так вот в чем, оказывается, дело! Я стала разлучницей? Меня ты обвиняешь в смерти своих родителей?! Я разбила твою жизнь?! Да черт тебя побери, рыжий! Запомни! Никогда! Слышишь, никогда! Я бы не поступила так! Никогда бы не связалась и не свяжусь с женатым мужчиной! После того, как видела, как страдала от таких отношений моя мама! Слышишь?!

Она не только приблизилась к нему так, что он, казалось, слышал ритм ее учащенно бьющегося сердца, но и в негодовании, сопровождая каждое свое слово, пребольно тыкала ему пальцем в грудь. Но Данила, огорошенный ее словами, не чувствовал тычков. Папа ушел не к Стефании?! Тогда к кому?!

– Ты знала ее? Ту, другую?

– Знала!

– И… Кто она?

– Секретарь директора! Она проработала всего месяц и уволилась сама еще до всех этих событий!

– Ты уверена? – растерянно спросил Данила. Голова закружилась, как после карусели. Это получается, что…

– Уверена в чем?! В том, что я не уводила твоего отца из семьи? Еще как уверена!

– Нет. Что это была ваша секретарь.

– Мне твой отец сам сказал! Он мне доверял. Но я заметила еще раньше! Видела взгляды, которыми Станислав Яковлевич провожал ее, обратила внимание на перемены в нем! А потом он сам рассказал мне о чувствах к той девушке! Он был растерян! Искал совета и поддержки! А я… сбежала! Уехала на конференцию! Потому что не знала, что ему ответить! Это было неправильно, что мой руководитель, которого я уважала, которым восхищалась, оставлял семью и уходил к моей ровеснице! Но кем была я, чтобы рассказывать ему, взрослому мужчине, что правильно, а что нет? Всего лишь аспиранткой, его помощницей!

Стефания распалялась, выкрикивала каждую фразу все громче. В голове Данилы шумело от пульсирующей в висках крови, мысли раскатывались, словно горох, а сердце ныло от нехорошего предчувствия. Данила будто на всей скорости мчался к опасному обрыву, но ничего уже не мог поделать. Все разом перевернулось, вывернулось наизнанку, и он даже видел, как брошенный им бумеранг летит к нему смертоносной птицей.

– Меня обвинили во всем! Как и ты! Не знаю, кто пустил такую сплетню, что Станислав Яковлевич ушел ко мне! Ты даже не знаешь, через что мне пришлось пройти! Как ты можешь…

Она внезапно осеклась. Ее глаза, до этого полыхающие негодованием, погасли. Стефания сжалась, опустила плечи и тихо спросила:

– Это был ты? Ты все это сделал? Устроил, чтобы меня выгнали из института? Чтобы не приняли в другой? И остальное…

Ему даже не надо было спрашивать, что она имела в виду под «остальным». Вот и вернулся к тебе твой бумеранг, Крушинин. Не просто огрел по лбу, а сразил на месте.

– Да.

Она, в ужасе глядя на него, попятилась. И пятилась до тех пор, пока не наткнулась спиной на бортик. Оглянулась, примеряясь к высоте. А потом взглянула на Данилу так, что он понял – спрыгнет.

– Стеф… – шагнул он к ней. Осторожно шагнул, как к балансирующему на краю моста потенциальному самоубийце. Один неверный шаг, неверный взмах, вздох, и все закончится.

– Стефания!!! – заорала она. – Меня зовут Стефания, и никак иначе!

Она запрыгнула на лавочку, от которой до бортика было всего ничего – один полушаг. Но Данила опередил ее на долю секунды, схватил, стащил на пол и крепко прижал к себе. Стефания забилась в его объятиях, царапаясь, лупя его и громко ругаясь. А он только крепче прижал ее к себе, понимая, что если выпустит, то потеряет. Только, вопреки его надеждам, Стефания не успокаивалась, наоборот, боролась с ним не на жизнь, а на смерть. И он сдался. Понял, что проиграл. Понял и выпустил ее, с отчаянием осознавая, что навсегда. Прошлое оказалось весомее призрачного настоящего и туманного будущего. И ничего другого ему не оставалось, как отпустить ее.