улице, волновался, изводил сигареты. Майор Ваншенин объявился только через час. Нога ниже колена была полностью закована в гипс. Он ковылял на костылях, злобно стреляя глазами по сторонам. Его поддерживали санитары.

— Решительно отказывается от госпитализации, — объяснил один из них. — Кричит, что засудит, заведет уголовное дело по статье «Ненадлежащее оказание медицинских услуг». Вы уж заберите его, а то чем черт не шутит. И чтобы завтра обязательно прибыл на осмотр.

Майор самостоятельно погрузился в «газик», отвергая любую помощь, фыркал, как породистый скакун.

— Ты чего сияешь, Болдин? — покосился он на старлея.

— Показалось, товарищ майор. Я серьезен и весь — само участие.

Похоже, домой уже позвонили. Из калитки выбежала растрепанная Алена, бросилась с кулаками на Павла. Он оторопел от такого напора.

— Что ты сделал с моим отцом?! — кричала она. — Он теперь навсегда останется инвалидом! Не желаю тебя видеть! Уходи и никогда не возвращайся! Эй, ты куда? — Она схватила Павла за рукав. — Помоги мне отвести отца в дом! А ты что смеешься? — набросилась она на отца. — Как не стыдно, сиротой меня хочешь оставить?! До старости тебя с ложечки кормить?

— Хороший повод задержаться в этом городе, Алена Егоровна, — скромно заметил Павел и зажмурился. Последовал целый шквал критики. Даже майор немного смутился, глянул сочувственно, как бы прося прощения за дочь. Алена заплакала. Павел обнял ее, прижал к себе. Она не стала вырываться, пристроила подбородок ему на плечо, мелко задрожала.

— Так, — нахмурился майор. — Мне снова орать и ругаться?

— Все в порядке, Егор Тарасович, — прошептал Болдин. — Это просто истерика, она пройдет. Потерпите минутку, мы отведем вас в дом и… возможно, найдем повод поговорить… — он вовремя прикусил язык, с которого чуть не сорвалось «папа»…