за участие в этой экспедиции они тоже получат какое-то количество золота очень стимулировало всех моряков.

Все лето я мотался между нашими городами на Аляске, успел побывать и в Новоархангельске, и Николаеве и еще раз в Михайлове и конечно на Северном.

Утром первого сентября мы, находясь на нашем прииске, собирались окончательно покидать его в этом первом сезоне золотодобычи.

Прииск был построен и исправно работал. На нем работало ровно пятьдесят человек, плюс управляющий Ефим Капелов.

Две промывочные машины работали день и ночь, выдавая каждый день золотой песок и иногда замородки. Большие попались всего дважды, один потянул на полтора килограмма, другой почти на два.

Уже заработала золотая шахта. Она была еще маломощная, но каждый день на гора поднималось не меньше центнера породы из которой извлекалось золото.

Шахта каждую неделю расширялась, в ней стабильно работала бригада из десяти человек. Уже твердо было решено, что на предстоящую зиму золотодобыча на пляже приостановится, а вот шахта вставать на зиму не будет.

Как в реальности это будет выглядеть еще совершенно не понятно. На прииске должно будет остаться тридцать с хвостиком человек. Они будут бригадами по десять человек сменами работать в шахте и во время отдыха еще и охранять прииск.

После недолгих размышлений вокруг прииска решили поставить деревянный частокол и обзавестись сторожевыми собаками.

В двадцати верстах от прииска на мысе Толстом была большая деревня эскимосов. С ними удалось установить прекрасные отношения, они даже признали власть назначенного нами старосты деревни или тойона. Здесь правда была небольшая натяжка, тойоном мы назначили родового старшину этого поселения, который я думаю бы стал бы им и без нашего участия. Прежний старшина отошел в мир иной и наши люди просто подсуетились.

Тем не менее наше назначение имело большое значение. Авторитет тойона среди местных эскимосов поднялся чуть ли не до небес, он стал называть себя на русский лад Тимофеем и согласился принять Святое Крещение.

Сказать что от эскимосы этого селения выиграли от соседства с прииском, значит ничего не сказать. Эскимосы селения получали от нас все необходимые им товары можно сказать по первому требованию и по льготным ценам.

Конечно это был не альтруизм с нашей стороны, чистой воды взвимовыгодный бизнес. Эскимосы при необходимости привлекались для работы на прииске, обеспечивали нас дарами моря и мясом оленей карибу, помогали в охране и на них целиком лежало сообщение с Михайловым.

Название этого селения было какой-то Азачагмут или мют, но наши люди стали называть его Азачи.

В конце лета произошло очень значимое событие, двое нашиз холостых золотодобытчиков решили обзавестись женами — эскимосками из этого селения. Причем одна из невест была внучкой тойона. Эта пара после окончания сезона собиралась на зиму отъехать в Азачи.

Следующая крупная эскимосская деревня была на восточном берегу залива Головнина, там где его берега разделяло всего три с половиной версты. Это селение местные называли пол разному: Сикик и Чингик, но у нас прижилось название Чиник.

Чиник тоже был многолюдным и Ефим, который всем заправлял на прииске мудрить не стал и назначил родового старшину этого селения нашим тойоном.

Эти два селения обеспечивали наше сообщение с Михйловым на этом берегу залива Нортона. Проблем с этим не было никаких, тойоны поняли что от них требуются и где перенесли, а где организовали новые посты-одиночки на маршруте по берегу залива.

Эти посты быстро перестали быть одиночками и уже к осени все превратились в небольшие жило. Это старое русское слово, прежде широко распространенное для названия любого жилья или населенного места, получило новую жизнь на Аляске, так русские стали называть любые селениям коренных жителей.

Очень существенной выгодой сотрудничества с нами было получение эскимосами хороших ездовых собак и саней восточно-сибирского типа. Эти сани были удобнее и грузоподъемнее эскимоских и более качетвенно сделаны.

А наши собаки были приучены идти цугом, а не веером как у эскимосов. Собак правда много мы не могли им дать, у нас пока их самим не хватало. Но Леонов собирался привезти какое-то количество с Дальнего Востока и отвезти туда на обучение какое-то количество местных собак и каюров.

Еще огромнейшую выгоды эти два жило получили, став центрами местной торговли. Здесь Косьмин, а спрос за добытую пушнину был с него, сделал ход конем. Он подробно проинструктировал Ефима и тот после соответствующей подготовке сделал тойонов торговыми представителями Компании.

Эффект от этого был почти мгновенный. К моему отъезду была готова приличная партия мехов. В Михайлове выяснилось, что она такая же как у самого Косьмина.

Это был достаточно приятный факт, пушнину Копания по любому должна Петербургу поставлять.

А вот дальше от Чиника до устья Коюка все было очень непросто. Колмаков с Лукиным быстро справились с первой частью своей задачи — огранизацией нашего поста в устье Коюка, его изучением и топографической съемкой.

Задачу оказалось простой по одной причине — там оказалось очень крупное эскимосское жило. Не мудрствуя, они стали назывть его Коюком. Наладить отношение в жителями этого жило для них труда не составило.

Примерно в двадцати пяти верстах западнее недалеко от обнаруженного им мыса, названного за свою форму Пальцем, они обнаружили еще одно крупное жило эскимосов, почему-то назвав его Сиговым. С его родовым старостой наша могучая двойка быстро нашла общий язык.

А вот дальше на расстоянии больше семидесяти верст полная засада — нет ни одного эскимосского селения. И это было не удивительно.

Местность там тяжелейшая, вдоль залива много болот.

В восьми верстах они обнаружили залив, который за его форму назвали Кривым. Пролив, соединяющий Кривой с заливом Нортон был коротким и узким — метров двести. Его так и назвали — Узкий.

Трассу до залива проложили по самой кромке берега, предстоящая зима покажет правильным ли было это решение.

На берегах пролива на расстоянии в триста метров поставили дае одиночки.

Через пять верст начинался другой залив. Его ширина была около двух верст и тянулся вдоль берега он верст на десять.

От Нортона его отделяла узкая коса, ширина которой в самом узком месте была не больше пятидесяти метров, а с середины залива она начинала расширяться. Залив эскимосы называют Квиниеком.

От Узкого залива до примерно трети протяженности залива была достаточно приличная береговая полоса и проехать по ней наверное труда не составит, а затем начинались болота по которым по прямой верст двенадцать проехать проблемой будет даже зимой.

Поэтому Колмаков предложил в девяти верстах от западной одиночки Узкого пролива поставить еще одну на берегу ручья