— это всё ерунда. Задание-то осталось прежним — «научить» систему слежения влёт распознавать человеческие лица. Программа «Isidis» поможет здесь лишь косвенно, нужно придумать что-то новое…

Наташа расцвела улыбкой, вспоминая Мишу — как он восхищался ее талантами! Когда же это… Три?.. Нет, четыре года назад. Да, Лея совсем еще маленькая была, только и лепетала: «Мама… мама…», не ведая иных слов…

…Миша ходит по комнате, сверкая голой задницей, и восторгается: «Конгениально, Наташка! Ты в софте, как Моцарт в музыке, правда-правда! Куда мне до тебя, рядовому Сальери…»

А Наташка лежит, бесстыдница такая, в позе мадам Рекомье — и тает от счастья…

Больше всего она боялась тогда, что Миша к ней охладеет. Куда там… Его влечет и влечет, без устали, как влекло все эти драгоценные годы! Да, Мишечка не разделяет ее чувств, но он нежен, страстен, а вожделение — самый честный вид любви…

— Меня не люби-ишь ты, так что ж, — напела Ивернева тихонько, — зато тебя-я люблю…

Поерзав, она сосредоточилась. Так…

Загружаем в систему базовую фотографию человека. С ней сверяется биометрический алгоритм: вычисляет расстояние между точками на лице анфас и формирует математическую модель в цифро-буквенном коде…

«Это понятно, — задумалась Наташа. — Код уникален, даже если загружать в идентификатор фото под разными ракурсами… Хм. В том-то и проблемка. Компьютер видит матрицу из пикселей и выделяет в ней черты лица… Но, если физиономия террориста повернута к камере под большим углом, черты искажаются… Хм… А если двухмерную картинку заменить… Ладно, не в трех-D, а, скажем, в двух с половиной? Добавить глубину изображения! А чтоб измерить глубину… Стоп! Можно же использовать оценку искривления инфракрасной сетки! Ну⁈ Разве не конгениально?»

Хихикая, Ивернева азартно зацокала клавишами…

Там же, позже

Лаборатория расположилась не просто в старинном, а в древнем доме, возраст которого измерялся тысячами лет. Если верить легенде, Яффо, вообще, выстроили сразу после Потопа. Однако Наташа не маялась религиозной дурью, а потому относила дату постройки крепкого каменного строения ко временам Израильского царства, когда Соломон сватался к царице Савской и размышлял о суете сует.

Стены крепостной толщины наглухо отгораживали Наташку с ее хитроумной электроникой от мира, а каменные своды внушали уверенность — враг не пройдет. Низковатая дверь соединяла лабораторию с протяженным коридором, куда выходила библиотека и «личные покои».

Дом строили в те времена, когда, наверное, и понятия не имели о внутренних лестницах — за входной дверью из мощных брусьев, окованных позеленевшей бронзой, спускались исшарканные ступени из ноздреватого травертина, выводя на узкую, кривоколенную улочку, где проедет, разве что, мотоцикл, а вот малолитражке уже не вписаться.

И была еще одна дверь в конце коридора — железная, цвета темного шоколада, с мощными заклепками, подвешенная на тяжеленные петли и запертая на мощный засов.

Именно в нее и постучали, когда Наташа потягивала кофе с молоком — сгущенным, разумеется — для подкрепления сил. Девушка вздрогнула, но вызывать охрану не стала. Приблизившись на носочках, она громко спросила, недоумевая, зачем же было вставать на цыпочки:

— Ми шам?

— Это я, Тали! — глухо донесся голос.

— Рабби!

Наташа с трудом сдвинула засов, и дверь со скрежетом, толчками стала открываться.

— Приржавела… — запыхтел Рехавам, пихая тяжелую створку. — Здравствуй, Тали!

— Шалом, рабби! — прозвенела девушка.

Алон, во всем черном, залучился, распуская сеточку морщинок у глаз.

— Как же я рад, Тали, что вы с Михой наконец-то вместе!

Ивернева смешалась, и ляпнула:

— Ну-у… Мы не всегда вместе… Один-два раза в неделю…

— Это ночи, — лукаво улыбнулся рабби, — а дни?

— Д-да, — вспыхнула девушка, — дней больше… Было.

— И будет, Тали! — твердо сказал Рехавам. Поймав оценивающий взгляд Иверневой, он усмехнулся: — Что, сдал старикашка? Да уж, заглядываться на девушек как бы поздновато — истек срок годности… Но ты не обращай внимания — мой фенотип обманчив! Мне еще и семидесяти нет, а седина и морщины — отличное прикрытие. Главное — сердце здоровое… Михе благодарение! А остальное — пустяки. Ну, спина, бывает, побаливает… Ноют старые раны, хе-хе…

— Ой, пойдемте, — спохватилась Наталья, — я вас кофе угощу! А… Куда ведет эта дверь?

— В подземелье, — глухим, зловещим голосом произнес Алон, шагая в сверхсекретную лабораторию. — Я не зря просил Ури поселить тебя именно здесь. В толще стен есть древний ход — я открыл его еще мальчишкой… А где мой кофий?

— Сейчас я!

Кипяток из термоса… Две ложечки «нескафе» и три ложки тягучей, желтовато-белой массы из яркой «импортной» баночки с брендом «Soyuzconservmoloko».

— Угощайтесь, рабби!

— Спасибо, Тали. М-м… Сразу родными местами повеяло! — отхлебнув, почмокав, Рехевам серьезно сказал: — Не бойся, надолго ты здесь не задержишься. Миша придумал одну хитрость, и я тут, как хитрый паучок, дергаю за ниточки всех своих связей. А их у меня ого-го сколько! Насчет Моссада можешь не беспокоиться — Ципоре Ливни обещано место в кнессете, и она с удовольствием забыла о твоем существовании… Как работа? Движется?

— Движется! — вздрогнула Наташа, чьи мысли отвлеклись от настоящего, перебрасываясь в будущее. — Буквально сегодня кое-что стало вырисовываться.

— Вот и отлично… — Алон с удовольствием допил кофе, и отставил чашку. — Алия дала Израилю множество умнейших людей — атомщиков, физиков, ракетчиков, электронщиков, а подразделение 8200… Оно ведь не закрыто, как мафия, которую покинуть живым нельзя! Люди отсюда спокойно уходят, когда придет срок, и работают себе на гражданке, занимая престижнейшие вакансии в «Чек Пойнт», «Мирабилис», «Элрон», «Исраэль аэроспейс»… Лично знаком со стариной Яиром Пери — он тоже отсюда, а нынче трудится на космодроме Пальмахим… Нынче, главное! Да Яир давненько покинул «восемь-двести»… Еще, помнится, «Офек-1» запускал. М-да… Ну, не буду заранее раскрывать планы! Потерпишь до осени?

— Конечно! — обрадовалась Ивернева завидневшимся надеждам.

— Вот и ладно, — Рехавам бодро встал, и надел черную шляпу. — Закрой