За задними рядами лучников проследовала кавалькада пестро одетых всадников, в добром доспехе, с оружием в походном положении. Ясно, что хан со свитой и телохранителями! Сами в свалку не лезут, контролируют действия черни. Он пристально вгляделся в лица ордынской элиты, запоминая и фиксируя в памяти каждую вражиную морду. Сейчас не поможешь ничем, но месть у нас никто не отменял.

На стенах раздались победные возгласы половцев:

– Сарын на къоччакъ!

Строй лучников внизу сорвался с места. Запихивая луки в кожаные подсумки, обнажая сабли, они бросились к стенам крепости.

– Ур-ра-а-а! – заревела толпа. – Ур-ра-а!

– У-у-у! – отвернувшись от происходящего, прижавшись лицом к шероховатому стволу дерева, взвыл Славен. – Суки! С-суки!

– Смотри, кривич, злее будешь! Я через это прошел, – бесцветным голосом проговорил Мошег, сидевший на соседней ветке.

Между тем ворота городища еще стояли запертыми, из чего Савар сделал вывод, что идут бои на улицах погоста. Городок, несмотря ни на что, продолжал сопротивляться. За стенами, клубясь на ветру, в разных концах его валил густой дым. Начались пожары, а через приличный отрезок времени половецкая орда вломилась в черту городка через открывшиеся ворота. Гордеев погост пал.

Опустившаяся на землю пограничья ночь прикрыла плывущими по небу облаками, словно тяжелым корзном, звезды и месяц. Заставила голоса победителей, разносившиеся по округе из-за стен крепости, звучать громче.

– Что делаем, княжич? – спросил Славен.

В хмуром кривиче с поникшей головой нельзя было узнать того разбитного весельчака, каким его знали до сегодняшнего дня. Шад вгляделся в его лицо, как в зеркало, узнавая знакомые чувства, даже в темноте резавшие глаз.

– Ворота на ночь они закрыли. К крепости вернемся ближе к утру. Сейчас, Славен, проведешь нас к вашему святилищу. Думаю, что хан наверняка еще сегодня захочет разорить его. Вот отсюда и пляшем.

По самой кромке леса семеро воинов полукругом обошли городище, шагая след в след по высокой траве. Без приключений добрались до священной для каждого кривича, проживающего в этих местах, дубравы. Следуя по чуть заметной тропке, Славен едва не наступил в темноте на мертвое тело. Наклонившись над ним, признал в мертвеце знакомца из соседней деревни, часто бывавшего в погосте.

– Кукса, – назвал имя покойного. – Тело еще не остыло.

– Значит, мы на верном пути. Идем дальше, будем тризну править.

Савар тронул кривича за плечо, заставляя продолжить движение.

– Прости, брат! – оправдываясь перед мертвым, произнес Славен, перешагнув через неподвижное тело.

Тропа была не основной и уперлась в стену частокола, повела вдоль него, петляя между стволов дубов-исполинов, листвой на длинных стрелах лещины и густых кустов папоротника. Бойцы сразу услыхали возню, смех и голоса людей за щелястой оградой, в воздухе ощущался запах гари.

– Сердюк, Путыня, ну-ка подсобите заглянуть за загородку, – прошептал Савар.

С помощью северянина и кривича, приподнявших его над краем бревен частокола, заглянул внутрь. При свете горящих факелов копошившихся внутри степняков разглядел и посчитал их число. Грабители занимались поисками чего-нибудь ценного, спрятанного славянами в их капище. Поваленные истуканы богов свидетельствовали о том, что даже под ними чужаки искали спрятанные клады.

– Опускай.

– Ну что там? – поинтересовался Славен.

– Семнадцать половцев, все при деле, сторожу не выставили. Заходим в ворота, кого не посечем стрелами, возьмем в клинки. Идем, пока нас не ждут!

Приготовив луки, молча вломились в святилище, сразу от самого входа выпустили первые стрелы. Рассыпались в стороны, чтоб не мешать друг другу, одну за другой выпускали вестниц смерти во все, что могло шевелиться. Терзая тела людей, которых застали врасплох, стрелами, семеро воинов монзыревской дружины в считанные секунды оприходовали всех. Пробежались по небольшому двору капища, делая правку ножами раненым ворогам, когда из оконца волхвовской избы вылетевшая стрела клюнула в грудь стоявшего к ней ближе остальных Славена, откинула его назад, заставив упасть наземь.

– Ох-х! – выпустил кривич остатки воздуха из легких.

– Бойся! – крикнул Савар, отступив в сторону, потянул из колчана стрелу.

В окно влетело сразу пяток стрел, а крик боли оповестил, что хотя бы одна из них достала скрывавшегося в бревенчатой постройке лучника. Вбежавший в избушку Савар проткнул обнаженной саблей уже мертвое тело, за шиворот выволок его наружу, бросив у двери.

Русичи выносили половецких мертвецов за пределы ограды оскверненного священного для них места, кучей сваливали за воротами. Тело Славена Мошег занес в избу, уложив на лавку, прикрыл покрывалом из волчьей шкуры. Это все, чем мог почтить сейчас память боевого друга, обретенного в чужой земле и теперь потерянного им.

– Прощай!

Со двора донеслась команда шада:

– Выходим все! Берите с собой арканы, идем к стенам погоста.

Теперь уже по центральной тропе прошли на выход из дубравы. С ночью повезло, темень прикрыла землю. Издали осмотрели стены крепости, выбирая место потише. Из самой крепости раздавались пьяные голоса, заунывные степные песни, шум веселья, даже какие-то причитания. Редко где на крепостных галереях горели факелы, да и сами галереи частично сгоревшие, до сих пор испускали дымный шлейф.

– Перебираться будем здесь, – указал княжич на разломанную часть стены. – Запомните хорошо – мы идем в крепость не воевать. Силенок у нас для этого нет. Идем мстить, резать шакалов. Поэтому, когда окажемся внутри, расходимся, работаем только ножами, постарайтесь все делать тихо. Перед рассветом покинуть городок. Желаю вам всем удачи. Готовы? Пошли.

Со стороны реки ржали лошади, там большим табором стояли табуны половцев, там же находилась и малая часть орды.

Савар раскрутил веревку аркана с петлей на конце. Бросил. Петля, упав на выступ какой-то стойки на галерее, затянулась. Подергав аркан, убедился в крепости захвата, упираясь ногами о стену, полез наверх, отмечая, как справа и слева от него на стену взбираются его товарищи, слышал, как при этом непроизвольно пыхтят. Перебросив ногу через парапет, оказался на галерее. Отчетливей услышал гам внутри городища. Сверху оглядел площадь знакомых строений. Привлек шум из района рыночной площади, заставив шада двинуться по горелым доскам надстройки поближе к ней. Стены были пусты, тысячи пьяных кочевников колобродили внизу. Вот и рынок, хорошо освещенный кострами и факелами.

«По-моему здесь собралась вся верхушка людокрадов! – отметил он. – Но что это? Что-то не то во всей картине происходящего».

Пригляделся к сборищу половецкой элиты, гулявшей за накрытыми столами, славившей хана и куренных.

«Что-то не так!»

На улицах покоренного городка лежали никем не убранные трупы его защитников. Свет костров позволял видеть лужи запекшейся крови, натекшей с них. Но самым страшным было то, что половецкие воеводы расположились гульбищем на снятых пролетах заборов, положенных на живых людях. Раненых защитников крепости связали, кучно положили на рыночном майдане, а поверх страдающих от ран воинов и женщин наложили щиты забора. Под стоны боли произносились хвалебные тосты.